Галик действительно быстро адаптировался. Центробежная сила, которая на корабле заменяла силу тяжести, его не смущала. К закрытым пространствам он привык с рождения. Единственное, что Галика настораживало – вид в иллюминатор. Нет, не настораживало, а завораживало. То медленно плывущее звездное небо, то поверхность родной для него планеты. Когда Галик не спал, то часами мог таращиться в иллюминатор, не вынимая соску изо рта.

Яна тоже не спала.

Она даже не думала, что протокол Ноль окажется таким ударом для нее. Год жизни – огромная оранжерея, тысячи опытов, наполеоновские планы на будущее. Яна вдруг поняла, что эта странная планета, для которой они так и не придумали названия, стала ее домом. Уже сейчас, на орбите, она начала скучать.

Яне даже показалось, что по Земле она тосковала меньше. Это, конечно, неправда, это эмоциональная реакция на шок, но абсолютно точно у нее никогда больше не будет такой интересной работы.

Яна попыталась утешить себя тем, что она реально первый галактический космобиолог, что она войдет во все учебники, но оказалось, что это слабое утешение. То есть совсем не утешение.

Яне ужасно хотелось присоединиться ко всем, понять, что произошло, если не спасти свои растения, то хотя бы законсервировать. Ведь эту планету нельзя бросать – сюда нужно обязательно прилететь еще раз!

Но единственное, что она могла, – это прижиматься носом к иллюминатору и пытаться высмотреть внизу хоть что-нибудь.

А в это время на планете Земля-2 кипели совершенно неземные страсти.

Что произошло, выяснилось быстро – землетрясение. Оно случилось, потому что критично подтаял ледник, из которого брали кислород для Нового Города. Оказывается, тот ледник держал огромную тектоническую плиту, а сейчас она сползла, нарушив герметизацию жилья и самое страшное – остановив оба завода по производству кислорода.

Фриц объявил протокол Ноль не раздумывая. Он сказал, что это знак судьбы, и счастье, что авария случилась до отлета корабля.

Но прошел день, шок у экипажа прошел, и люди принялись оценивать реальные потери.

Строители восстановили шатер на поверхности, который почти год не использовался, и снова, как и год назад, это стало единственным местом на планете, где можно было снять скафандры.

Команда собралась там для ужина, но ужин этот был мрачным. Улетать не хотелось никому.

Первой не выдержала Мари. Она собрала команду инженеров и заставила оценить, сколько времени потребуется на восстановление.

– Отлет через два дня, это не обсуждается, – сказал Фриц.

– Конечно, – сказала Мари.

Но команда ощутимо взбодрилась. На поверхности по-прежнему спалось плохо, поэтому рабочая группа спустилась под землю и к утру, то есть к подъему Фрица, у него на столе лежал подробный план восстановления лагеря.

– Это не обсуждается, – снова сказал Фриц.

Мари кивнула и вернулась к расчетам.

Дневник Яны

415-й день.

Сегодня меня вызвали на планету. Мари прислала Варю, чтобы та посидела с Галиком, а мне поручила оценить масштабы разрушений.

В моем хозяйстве разрушений оказалось на удивление мало. Мягкое сложно сломать. Некоторые стебли полегли, некоторые подпорки придется заменить, но единственная серьезная проблема в оранжерее – трещина в стене. Осмотическое давление сделало свое дело, и процент кислорода упал до стандартных тут пяти процентов. Но если заделать трещины пенобетоном и обработать герметиком – через три месяца в оранжерее снова можно будет дышать. Фриц от этой информации отмахнулся, а Мари почему-то очень обрадовалась. И попросила меня обойти Старый Город, чтобы прикинуть, где еще можно устроить оранжереи. Не только ради продовольствия, но и как источники кислорода.