Кенсингтон медленно покачал головой.

— Профсоюзная демократия по-прежнему изумляет меня. И, должен добавить, забавляет. Каким будет твое вознаграждение?

— Сто тысяч.

— Включая расходы?

— Предвыборная кампания будет короткой, а расходы невелики. Пусть это будет мой взнос на благое дело.

— Ты думаешь, что сумеешь справиться с этим поручением?

Пенри впервые улыбнулся, и Кенсингтон даже подумал, что не следовало ему это говорить. Улыбка была волчья, волка-одиночки, покинувшего стаю и вышедшего на охоту.

— Я у Каббина в долгу. И просто дам ему знать, что хочу расплатиться.

— Каковы его шансы?

— Без нашей помощи?

— Начни с этого.

— Четыре к шести.

— А с ней?

— Примерно равные, но с перевесом на его стороне.

Старик поднялся.

— Ладно, я позабочусь о деньгах, а ты — о выборах.

— Хорошо.

— Теперь насчет этого Хэнкса.

— А что насчет него?

— Какая у него болячка?

— Я не уверен…

Старик остановил его нетерпеливым взмахом руки. Все-таки Пенри простоват, подумал он.

— Каббин пьяница. А что в этом смысле можно сказать о Хэнксе?

— Понятно. Практически ничего, за исключением разве что одного.

— Конкретнее.

— Говорят, что он немного шизонутый, — вновь улыбнулся Пенри, но старик этой улыбки не увидел, потому что уже шел к холодильнику.

Глава 5

В тот же сентябрьский день, в пяти кварталах от того места, где совещались Пенри и Кенсингтон, в другом отеле, пониже классом, на углу Четырнадцатой улицы и Кей-стрит, у Сэмюэля Морза Хэнкса случился припадок.

И теперь он лежал на полу, лицом вниз, колотя кулаками по ковру и выкрикивая что-то нечленораздельное. Слюна пенилась у него на губах, стекая по подбородку. Четверо мужчин, сидевших за столом, наблюдали за ним разве что с интересом, не выказывая и тени озабоченности.

Кровать и комод обычного номера отеля заменили длинный стол, похоже, взятый где-то напрокат, диванчик, восемь или девять складных металлических стульев, два телефона, один напрямую связанный с городской сетью, и металлический сейф с ящиками, запирающимися не только на наборный встроенный замок, но и навесной.

Номер этот, как и еще одиннадцать на третьем этаже отеля, арендовало «Объединение ради прогресса», превратив их в штаб-квартиру предвыборной кампании человека, который сейчас бился в истерике на полу.

Наконец один из четверых мужчин затушил окурок, поднялся и подошел к Сэмми Хэнксу. Уперся носком ботинка в его плечо.

— Достаточно, Сэмми. Повеселился, и будя.

Крики прекратились.

— Ради Бога, встань и пойди умойся, — продолжил мужчина. — У тебя вся физиономия в слюнях.

Сэмми Хэнкс сел, икнул, встал. Слюна блестела на его выступающем вперед подбородке. Он злобно глянул на всех четверых, трех белых и черного.

— Вы же знаете, какие вы мерзавцы?

Негр, который в отличие от белых не поленился встать и подойти к визжащему на полу Хэнксу, лениво улыбнулся.

— Кто мы, Сэмми?

— Очень уж вы жалостливые, вот кто, — и, прежде чем кто-то из четверки успел ответить, метнулся в ванную, с треском захлопнув за собой дверь.

Четверо мужчин переглянулись. Тот, кто подходил к Хэнксу, вновь сел за стол, закурил.

Посторонний наблюдатель отметил бы в этой четверке много общего. Все одного возраста, от тридцати пяти до сорока пяти лет, одного роста, за шесть футов, с избытком веса, хитрыми глазками на грубых лицах.