— Мне только десять лет, — удалось выдавить Фотию.

— Успокойся, — прошептала жена. Она встала и нежно подвела его к кровати. — Ложись.

Фотий сделал так, как ему приказали. Он не мог представить, что может не повиноваться ей. Тахмина сохраняла самообладание и одновременно вела себя на удивление скромно.

«Как ей это удается, когда на ней только шелковая рубашка?»

Ее руки были сильными и крепкими. Да, она старше его. Но в большей степени Фотия заставили подчиниться ее уверенность и чистая красота — Маврикий был прав, прав, прав.

Показалось, что прошло только мгновение перед тем, как она заставила его вытянуться на кровати, сама легла рядом и стала нежно гладить его маленькое тело. Фотий почувствовал, как медленно уходит напряжение из мышц.

— Мне только десять лет, — повторил он. На этот раз слова прозвучали скорее как извинение.

— Конечно, это так, — прошептала Тахмина. И нежно поцеловала его в лоб. — Расслабься, муж. — Она подняла голову и спокойно улыбнулась, глядя на Фотия сверху вниз, в то время как ее руки продолжали гладить его.

— Ты станешь старше. Довольно скоро, не сомневайся. А когда придет время, ты совсем не будешь волноваться. Ты все будешь знать. Обо мне. О себе. Все получится очень легко.

Фотий подумал, что у нее самый красивый голос, который он когда-либо слышал. Он чувствовал, что тонет в темноте ее глаз.

Оставшаяся часть ночи, пока они не заснули, стала временем чудес. Частично — чудес тела. В конце концов, десять лет — это не слишком рано, а Тахмина была такой же чувственной, как и красивой. Ее ласки казались более прекрасными, чем что-либо, что мог представить себе Фотий.

Но больше всего его поразило другое. Он никогда не мог предположить такого. Ни разу. Что может полюбить свою жену.

Его жена оказалась гением. По крайней мере, это было твердым убеждением Фотия. Кто еще знает столько способов сорвать планы назойливых учителей?

— И вот еще что, — объясняла она, устраивая его голову у себя на плече. — Когда они станут ворчать по поводу твоей грамматики…

Впервые Фотий принял позу властного мужа.

— Замолчи, жена! — приказал он. Он поднял голову, собрался с силами — вот он, император Рима! — и поцеловал жену в щеку. После прошедшей ночи это получилось почти легко.

Тахмина рассмеялась.

— Видишь? Недолго!

— У тебя будут наложницы, — тихо сказала она. — Но я намерена проследить, чтобы ты не проводил с ними много времени.

Фотий откашлялся.

— Э, видишь ли, на самом деле содержать наложниц не разрешается законами христианства, — сообщил он. Потом добавил несколько виновато: — По крайней мере, так предполагается.

Тахмина казалась крайне удивленной.

— Правда? Как странно! — Красивые глаза слегка прищурились.

— Конечно, я поменяю веру, потому что в христианской империи должна быть императрица-христианка. — Она прищурилась сильнее. — Я просто вижу себя рьяной христианкой. — Глаза стали щелочками. — Просто религиозной фанатичкой.

В горле у Фотия забулькало, как у младенца.

— Я согласен!

— Это хорошо, что согласен, — проворчала жена. И уже мгновение спустя она пустилась в рассуждения, какие наказания должны ожидать христианских грешников.

Не нужно говорить, что правильные и высокомерные слуги нахмурились. «Недостойное поведение для особ королевской крови!» Но Юлиан, покрытый шрамами ветеран, участвовавший во многих сражениях, был очень доволен.