– Кто знает, – сказал Гарри. – Лично мне все равно, даже если она состоит из кремнийорганических соединений.

– При такой-то жаре? – сказал я. – Да она воспламенится.

Женщина вышла на балкон, заметила, что мы наблюдаем за ней, поглядела по сторонам и вернулась в комнату.

Мы поглубже уселись в своих креслах и многозначительно переглянулись, словно триумвиры, решающие, как поделить между собой империю; немногословные, мы искоса наблюдали друг за другом: не намерен ли кто-нибудь сжульничать.

Через пять минут началось пение.

Сначала я подумал, что это трио азалий внизу почувствовало неудобства в своей щелочной среде, но частоты были слишком высокими. Звук был почти за пределами диапазона слухового восприятия и напоминал тонкое тремоло, исходящее ниоткуда и отдающееся в затылке.

Гарри и Тони хмуро посмотрели на меня.

– Твоя скотинка чем-то недовольна, – сказал мне Тони. – Ты не мог бы ее утихомирить?

– Это не растения, – сказал я ему. – На них это непохоже.

Громкость звука все нарастала, пока у меня в затылке что-то не заскрипело и не затрещало. Я уже собрался было спуститься в магазин, когда Гарри и Тони вдруг вскочили с мест и прижались к стене.

– Боже мой, Стив, смотри! – закричал Тони, в ужасе указывая пальцем на стол, на который я облокотился. Он схватил кресло и вдребезги разнес им стеклянную столешницу.

Я встал и извлек запутавшиеся в волосах осколки.

– В чем дело, черт побери? – удивился я.

Тони смотрел вниз на сплетение прутьев, охватывающих металлические ножки стола. Гарри подошел ко мне и осторожно взял меня за руку.

– Он был совсем рядом. С тобой все в порядке?

– Он исчез, – уныло произнес Тони. Он внимательно осмотрел пол на балконе, затем перевесился через перила и заглянул вниз.

– Что это было? – спросил я.

Гарри пристально посмотрел на меня.

– Разве ты не видел? Он был примерно в трех дюймах от тебя. Императорский скорпион, не меньше омара, – он устало присел на ящик из-под пива. – Должно быть, акустический. Звук совсем исчез.

После того, как они ушли, я привел все в порядок и взял себе пива. Я готов был поклясться, что на стол никто не забирался.

С балкона напротив за мной наблюдала женщина в халате из мерцающей ионизированной ткани.

На следующее утро я узнал, кто она. Тони и Гарри с женами были на пляже, возможно, обсуждая вчерашний случай со скорпионом, а я работал в своем магазине, настраивая с помощью ультрафиолетовой лампы гигантскую Паучью орхидею. Это был трудный цветок с нормальным голосовым диапазоном в двадцать четыре октавы, но как и все терракотовые хоротропы вида КЗ+ 25 С5А9, без интенсивных упражнений она легко впадала в невротические минорные транспонировки, которые крайне трудно поддавались исправлению. А являясь самым старым цветком в магазине, естественно, отрицательно влияла на остальные растения. Каждое утро, когда я открывал магазин, там неизменно стоял шум, как в сумасшедшем доме, но как только я подкармливал Паучью орхидею и приводил в норму один из двух градиентов pH, все остальные растения улавливали ее сигналы, и постепенно успокаивались в своих баках.

Одна вторая, три четверти, многозвучия – все приходило в совершенную гармонию.

В неволе содержались не более десятка настоящих Паучьих орхидей; остальные, в большинстве своем, были либо «немыми», либо привоями от двудольных растений, так что мне, можно сказать, крупно повезло. За пять лет до описываемых событий я купил этот магазин у полуглухого старика по фамилии Сайерс, и за день до того, как уехать, он выбросил растения, проявлявшие признаки дегенерации, в мусорный контейнер позади дома.