– Воды дать?

    – Ладно… сам… не девочка…

    – Сиди. Сейчас.

    Доктор принес воды, Эрик стал пить и услышал, как зубы стучат о край стакана. Гадость какая…

    – Ложись-ка, – сказал доктор. – Ложись, ложись. И не вставай.

    Так и будем говорить. Отдышался?

    – Да, – сказал Эрик.

    – Так где ты мог подцепить эту штуку?

    – Без понятия.

    – Тебе делали операцию на черепе?

    – Да нет же! Вообще не делали никаких операций!

    – М-м… Ладно, давай на ощупь. С какими-нибудь клиниками, лабораториями, чем там еще… дело имел?

    – Да ничего такого… подождите. Я ведь подопытный в проекте «Цереброн». Но там мне ничего такого не делали, это точно!

    – «Цереброн», говоришь. Слышали… Скользкая штучка этот проектик. Расскажи подробнее.

    – Да нечего рассказывать! Нас собирают, человек двадцать, и две недели мы сидим по классам и подвергаемся всяческому тестированию…

    – Подробнее: какому тестированию? Что больше всего запомнилось?

    – Ну… ну, всякому. Сажают, например, перед экраном, на экране что-нибудь показывают, то что-то абстрактное, то хронику, то стриптиз какой-нибудь, а потом появляются вопросы, короткие и очень ненадолго, и надо ответить «да» или «нет» – «да» под правой рукой, «нет» под левой; а потом, например, кнопки меняют местами и смотрят, как быстро приспособился к изменениям… И остальное в том же духе.

    – Понятно. Вот ты сказал: человек двадцать. Это всегда одни и те же люди?

    – Нет, постоянных пять человек, остальные меняются.

    – Тех четверых ты знаешь? Вы общаетесь?

    – Там?

    – Нет, в промежутках между… м-м… сессиями.

    – Как-то даже в голову не приходило.

    – Но ты их помнишь? По именам можно назвать?

    – Конечно. Это… погодите… черт, заклинило. Ну, помню же всех! Фу ты, дьявол…

    – Понятно. Не старайся, бесполезно. В общем, Эрик, без вариантов: эту штуку тебе вживили именно там, вероятно, еще в самый первый раз.

    – Да не было же ничего такого!

    – Скажем иначе: ты ничего такого не помнишь. Правильно?

    – Может быть… А зачем?

    – Ну, наверное, кого-то очень сильно интересовало, что именно происходит у тебя там, под крышкой, – доктор постучал себя пальцем по лысине. – А может быть, еще для чего-то. Что с тобой происходило за последние сутки?

    И тут в Эрике наконец сдвинулся какой-то рычаг, сорвался приржавевший тормоз: он сел и начал лихорадочно, перескакивая с одного на другое, рассказывать о вчерашнем кошмарном дне и сегодняшней кошмарной ночи, о том, как оскорбил Элли, а потом боялся полиции и прорывался куда-то – черт знает куда – уехать, путая след, о драке на путях, о том, как напал зачем-то на мотоциклиста и как оказался в море, он рассказывал – и становилось легче, что-то вытекало из него, легче – но и тревожнее, страшнее, погибельнее…

    А до того, что было до того? – спрашивал доктор, и Эрик пытался припомнить, но не мог.