Катрин заставила себя дойти до спальни, сбросила туфли, опустилась на огромную кровать, вытащила подушки из-под стеганого одеяла и попыталась устроиться поудобнее. И тут неожиданно ее взгляд упал на фотографию.

У нее оборвалось сердце.

Это — Рон!

Красивый маленький мальчик в сияющей золоченой рамке…

Фотография стояла на тумбочке около кровати. Рука невольно потянулась к снимку. Так хотелось получше рассмотреть сына.

Малыш смеялся, глаза светились от счастья. Одет мальчик был в красный спортивный костюм и темно-синие кроссовки, а в руках футбольный мяч. Рона сфотографировали на фоне парка, который показался совершенно незнакомым. Но удалось вспомнить, что сын любил играть с мячом и воздушными шариками: бросал их, ловил, гонял по траве…

Счастливый ребенок, дарящий счастье… Мучительное воспоминание вспыхнуло в сознании: Рон радостно плещется в ванне, смеется и визжит, она вытаскивает его и заворачивает в полотенце, прижимая к себе, вдыхая сладкую чистую свежесть его кожи и волос. Малыш приникает к ней всем телом и говорит: «Я люблю тебя, мама».

Катрин прижала фотографию к груди, легла на спину и закрыла глаза. В памяти всплывали давние картины. Вот Рон делает первые шаги к ней — в его глазах сияет удивительное ликование: я смог это сделать! Вот мальчик с восторгом катается на трехколесном велосипеде, который получил в подарок на третье в жизни Рождество… Вот сын преисполнен гордости, что научился плавать… «Мама, смотри, как я умею!»

Не может быть, чтобы я была плохой матерью, с нарастающей болью думала женщина. Мой сын — он для меня все. Мой сын… Рон…

Вдруг тишину разорвал звонок — долгий и настойчивый. Отогнав дремоту, Катрин поняла, что звонят в дверь. Это мог быть только Томпсон — ведь больше никого в ее жизни нет.

Она встала с подушек, и фотография Рона упала на пол. Машинально она подняла ее, поставила назад на тумбочку, еще раз с грустью взглянув на смеющегося маленького мальчика. Ей нужно подержать в руках живого, теплого, родного ребенка, а не ускользающее воспоминание в золотой рамочке.

Снова раздался звонок в дверь.

Она нащупала ногами туфли, пригладила волосы, прошла в холл и отворила дверь. На нее внимательно смотрели заботливые серые глаза Джефа. Взгляд проникал в душу и заполнял холодную пустоту.

— Как ты, Катрин?

— Входи, Джеф, — кивнула хозяйка.

— Ты давно уже дома?

— Довольно давно. — Катрин закрыла дверь и обвела рукой гостиную. — Только… это как будто не мой дом. — Она заглянула Джефу в глаза, надеясь получить объяснение. — Скажи, какая я была?

— В день свадьбы ты, казалось, была полна любовью и радостью. Искрилась счастьем и ожиданием прекрасного. Ты была… — его голос стал мягче и глубже, — самой желанной женщиной на свете.

— Ты присутствовал на моей свадьбе?

— Да. — Он горько усмехнулся. — Именно тогда я увидел тебя впервые.

— А какой же я стала потом?

— Тихой, углубленной в себя, отстраненной. Ты никому не улыбалась… кроме Рона. А после его смерти и вовсе перестала замечать окружающих. Замкнулась в себе и своем одиночестве. Люди заговаривали с тобой, но ты не отвечала. Я даже не уверен, что ты слышала их слова. Точно так же поступала и со мной.

— Почему ты терпел это?

— Потому что мне было больно видеть погасшую свечу… Поникший цветок, который так и не успел до конца распуститься.

Катрин передернула плечами.

— Мне плохо здесь, — взмолилась она. — Этот дом… в нем нет жизни.