Хэнс помрачнел, вспомнив сцену на ферме Бисли, но был слишком пьян, чтобы думать об осторожности.

– Возможно, мне и стоит уйти отсюда, – согласился он, но не успел Люк отпустить его, как Хэнс тут же оттолкнул брата и снова рванулся к Марии. – Как только я разберусь с маленькой скво, – добавил он, с силой отрывая руки девушки от груди.

– Сукин сын! – яростно выругался Люк, неожиданно почувствовав мрачное удовлетворение оттого, что ударил Хэнса в живот.

До сегодняшнего дня Люк еще ни разу не поднимал на брата руку и вложил в этот удар всю силу много лет скрываемого гнева.

Хэнс отшатнулся, задохнувшись от боли. Поймав ртом воздух, он прорычал:

– Вот это удар, братишка! Если бы я не знал, как ты ненавидишь индейцев, то мог бы подумать, что ты сам хочешь ее.

Размахнувшись, Хэнс двинул Люка в челюсть, но промазал, скорее еще больше разозлив его, чем причинив боль.

Прижав брата к стене дома, Люк в слепой ярости наносил удары по этому красивому смеющемуся лицу. Он уже потерял им счет, только чувствовал, что до боли сбил костяшки пальцев.

Наконец, словно сквозь туман, до него донесся звенящий от тревоги голос Марии:

– Люк, Люк, остановись, ты же убьешь его!

Руки юноши без сил опустились, и Хэнс со стоном сполз на землю. Только теперь Люк почувствовал, как капли пота стекают по шее, по рукам, обжигают в кровь разбитые пальцы. Он в отчаянии взглянул на Марию и, направив на нее свой гнев, почти крикнул:

– Ты этого хотела?!

Девушка твердо выдержала его взгляд:

– Ты сам знаешь, что это не так, Люк.

Они довольно долго стояли друг против друга, тяжело дыша и сверкая глазами. Люку хотелось обвинить во всем, что произошло, Марию, хотелось верить, что только из-за нее он напал на Хэнса. Однако Люк прекрасно понимал, что дело было не в ней, что все обстояло гораздо сложнее.

Во двор вышла Нел Вингфилд и, окинув всех быстрым взглядом, заметила:

– Можно было предвидеть, что он не уйдет по-хорошему.

Хэнс застонал; и Нел сокрушенно покачала головой.

– Я сомневаюсь, что он когда-нибудь изменится, Люк. Трудно выбить то, что заложено от рождения.

– Что это означает? – недоумевая спросил Люк. Нел пожала плечами:

– В другой раз, Люк. А сейчас просто убери Хэнса отсюда.

С этими словами женщина исчезла в доме.

– Я принесу кое-что, чтобы привести его в порядок, – предложила Мария, направляясь следом, но, пройдя несколько шагов, остановилась. – Люк!

– Что, Мария?

– Спасибо, Люк!

Люк не стучал; он просто отодвинул засов и вошел. Комната была окутана мраком, но Люк прекрасно ориентировался: обогнул резной сосновый стол и положил шляпу на дорогой, прекрасно отполированный спинет.

В воздухе витали теплые знакомые запахи печеных булочек и щелочного мыла, смешиваясь с легким дымом стоявшей посреди комнаты пузатой печки.

Проскользнув за перегородку в спальню, Люк присел на край кровати. Его рука безошибочно нашла такое знакомое, мягко-округлое плечо.

– Ханна, – прошептал он. – Ханна, это я, Люк.

Женщина, просыпаясь, пошевелилась.

– Люк! – в ее голосе слышалась улыбка.

– Я знаю, что уже поздно, Ханна.

– Я тебе всегда рада, милый, – прервала его Ханна, погладив по груди теплой рукой.

– Мне нужна твоя помощь, Ханна. У меня проблемы с Хэнсом. Он – за дверью.

Люк коротко рассказал, что произошло у Бисли после скачек, затем подал Ханне халат с вешалки у двери, зажег лампу, и они вышли на улицу.