— Не унывайте, Берт. Я непременно напишу сквайру, — обнадежила его Мариота.

Берт приподнял шляпу, и граф поехал дальше.

Мариоту мучили угрызения совести. Ведь ни она, ни Джереми так и не искупили свой грех. Да к тому же их пример вдохновил безработных парней из деревни, решивших, что разбой — дело легкое и прибыльное.

Впрочем, Берту еще повезло, что он напал именно на них. Окажись на Вустерширской дороге другая карета, он бы наверняка поплатился жизнью.

Когда злосчастный перекресток остался позади, граф растроганно произнес:

— Вы мой ангел-хранитель, Мариота! Не знаю, как вас благодарить. Я только что оправился от раны, а вы опять спасаете мне жизнь. Я потрясен вашим мужеством.

— Это всего лишь бедняга Берт. Он очень глуп, и его вечно преследуют неудачи.

— Мне кажется, вы над этим не очень-то задумывались, — проницательно заметил граф.

— Да ведь он уже прицелился, но я ни за что не позволила бы ему выстрелить в вас.

— Откуда такая самоотверженность?

В голове Мариоты пронеслось множество ответов, и она судорожно пыталась выбрать нужный вариант. Но внезапно ей все стало ясно, ответ прост — она любит его и не может без него жить.

Наверное, она полюбила его с той минуты, когда впервые увидела. Жаль, что ей слишком долго не хватало смелости признаться в этом хотя бы самой себе. Сердце подсказывало ей, что герой ее грез рядом, а разум не хотел этому верить.

Да, она любила его и желала о нем заботиться. Это чудо потрясло Мариоту, как гром среди ясного неба.

Граф повернул назад, к замку, и фаэтон двинулся по проселочной дороге.

Они проехали через лес и быстро добрались до парка.

Там, в тени деревьев, граф остановил лошадей, обернулся и взглянул на Мариоту.

Она оцепенела, боясь дать волю чувствам, и смущенно спросила:

— Почему мы остановились? Кажется, вы говорили, что нам пора домой.

— Не беспокойтесь, Мариота, мы скоро вернемся. Но прежде я хочу с вами поговорить.

Их взоры встретились, и его глаза опять показались ей бескрайним синим морем.

— Мариота, вы не только потрясающе красивы, но и на редкость отважны, — произнес граф низким голосом. Выглянувшее солнце осветило его лицо, и девушке показалось, что над его головой вспыхнул золотой нимб.

— Я не могу дольше скрывать — я люблю вас, Мариота, — продолжал граф.

Услышав эти слова, она вздрогнула и затрепетала. Мариота не помнила, хватило ли у нее духа прошептать эти слова или их повторило ее сердце.

Ей почудилось, что языки пламени взвились к небу, и тысячи искр превратились в звезды.

— Да, я люблю вас и ничего не могу с собой поделать, моя дорогая, — признался граф.

Мариота протянула руки, чтобы обнять его, но тут же бессильно опустила их.

— Я… не понимаю.

— Вот почему я привез вас сюда. Я думал, что здесь, вдали от всех, я наконец-то смогу сказать вам правду.

— Неужели это не сон и вы действительно меня любите?

— Я люблю вас без памяти, — решительно повторил граф. — Прежде я даже не подозревал, насколько сильным может быть это чувство.

— Я тоже люблю вас!

Лицо графа внезапно помрачнело, и Мариота негромко вскрикнула:

— Что случилось? Умоляю вас, ответьте, я сделала что-то не так?

— Вы ни в чем не виноваты, — глухо отозвался он. — Видит Бог, мне еще никогда не было так тяжело.

Мариота стиснула пальцы. Отвернувшись, граф заговорил, словно вынося себе смертный приговор:

— Когда я упал и разбился о тот самый камень, который мы только что видели, а потом меня принесли на носилках в Квинз-Форд, я ехал к герцогу в Мадресфилд.