— Ну, в этом, успехе не только моя заслуга! — В свой звездный час я был великодушен как никогда.— Вся наша команда прошла долгий и опасный путь, прежде чем. предстать перед многотысячной аудиторией во всем блеске своего великолепия.

Продолжая мысленно расточать комплименты всем и вся, в то же время не забывая придерживаться амплуа смертельно изможденного человека, я заковылял в сторону битвы, часто-часто моргая правым глазом.

Все произошло как и в первый раз — быстро и четко. Зрачок расширился, и я увидел жизненно важные точки на теле чудовища. В отличие от примитивного слизня маала, этот монстр стоял на более высокой ступени эволюции, поэтому имел не только подобие мозга, но и внутренние органы, повреждение которых могло привести к фатальному результату. Иными словами, у амкараджса было несколько мест, попадание в которые привело бы к смерти. Но вот что интересно: в отличие от других зон поражения (я видел их в виде светло-зеленых светящихся контуров), обширная область сердца чудовища была изъедена огромными рваными черными кляксами. А это значило, что наш противник находится в шаге от роковой черты, отделяющей жизнь от небытия.

Идею о том, что устроители соревнований могли не проверить, здоров ли их очередной любимец, я отмел с порога: Фромп никак не походил на руководителя, не умеющего подбирать квалифицированный персонал для ответственных мероприятий. Маловероятной представлялась также та версия, что несчастный амкараджс настолько переволновался перед битвой, что перед самым выходом на манеж его доброе ранимое сердце не выдержало нагрузки и разбилось в щепки о мощные рифы инфаркта.

Нет. Пройдя все ужасы Глова, я стал смотреть на этот безумный мир более трезво, поэтому мне не понадобилось слишком много времени, чтобы прийти к единственно верному заключению — чудовище умышленно выпустили на Арену в таком ужасном состоянии. Терзаемое непрекращающейся внутренней болью, оно и не помышляло о том, чтобы кого-то убивать. Вся эта показная активность была не более чем реакцией смертельно раненного быка на красную тряпку, маячащую перед его помутневшим взором.

«Ну что ж,— подумал я,— раз все предрешено, будем ломать комедию до конца. Жаль только, нельзя сказать Билли о том, что я разгадал эту несложную загадку. Проклятая акустика Арены!»

Сделав еще пару шагов к чудовищу, я резко остановился, очень натурально изобразив непомерное удивление: как будто со всего размаха налетел на невидимую стену. Затем я чуть наклонил голову, выронил меч и, медленно поднеся обе руки к груди, прижал ладони к сердцу.

Идеально рассчитанная пауза длилась не меньше семи секунд, в течение которых все внимание публики переключилось на сраженного недугом героя, а затем я рухнул на колени (еще одна, пятисекундная, пауза), чуть постоял в такой молитвенной позе и только после этого, повернув голову в сторону королевской ложи (прощальный взгляд на возлюбленную), медленно завалился набок...

Скажу без ложной скромности: все было выполнено настолько натурально, что пришлось даже пойти на определенные жертвы — моя несчастная голова от удара о покрытие приобрела очередную шишку. Но что поделаешь: играя романтическую роль прекрасного рыцаря, халтурить нельзя никак.

— Можешь для убедительности судорожно вытянуть руку в сторону своей пассии и в агонии поскрести ногтями по земле.— Веселью моей второй половины, казалось, не будет предела.— Уверяю тебя, подобные действия прекрасно впишутся в общий контекст твоего сольного выступления.

— Думаю, это будет уже чересчур.— Я и сам, откровенно говоря, с трудом сдерживал смех, готовый вот-вот прорваться наружу.

Почувствовать себя великим артистом, звездой сцены первой величины, героем с глянцевой обложки — это, скажу вам, незабываемое ощущение. К тому же, больше чем уверен, сердце короля учащенно забилось при мысли о том, что один из двух оставшихся героев (Компота-то я так и не оживил) сыграл в ящик, поставив своей нелепой кончиной под удар блестящую комбинацию, что может привести к ощутимым материальным потерям.