– Это было совершенно очевидно, – вставил Дэвид.

Мариус изложил эту историю в своих воспоминаниях. Или это сделал кто-то еще. Я вполне допускал, что воспоминания Мариуса были отредактированы Дэвидом. Скорее всего. На том суде – или же трибунале – когда Мариус предстал перед Маарет со своей просьбой, стремясь отомстить Сантино, но обещая отказаться от мести, если Маарет не даст своего благословения, присутствовали Арман с Пандорой. И ведь кто-то же привел туда Сантино – только вот кто? Сама Маарет?

Не кто иной, как Мариус, заявил, что у нас должен быть правитель. Не кто иной, как Мариус, поднял вопрос власти и авторитетов. Да и чего еще могли мы ждать от вампира, причастившегося Крови в эпоху Великой Римской империи? Мариус всегда оставался рассудочным римлянином, всегда верил в закон, право и порядок.

Не он в конечном итоге уничтожил Сантино, а другой кровопийца: давний отпрыск Маарет, древний скандинав Торн, рыжеволосый романтик, только восставший из благословенного уединения в земле. И сделал он это по собственным своим причинам. В ходе жуткой и яростной схватки Торн испепелил Сантино прямо на глазах у Маарет. Она пришла в ярость, больше похожую не на гнев царицы, а на истерику оскорбленной хозяйки дома. Однако вслед за проявленным неповиновением Торн предложил Маарет драгоценнейший дар: свои бессмертные глаза.

Всю свою долгую жизнь вампира Маарет была слепа: Акаша лишила ее зрения еще до того, как она причастилась Крови. Поэтому Маарет пользовалась глазами своих жертв, смертных – но их хватало ненадолго. Торн же дал ей глаза вампира. Он попросил немую Мекаре вырвать у него глаза и отдать их ее сестре. Мекаре выполнила его просьбу. Насколько известно, с тех пор Торн томился пленником в поместье близнецов – слепой, страдающий, но, быть может, достигший гармонии с собой.

Прочитав этот рассказ в воспоминаниях Мариуса, я снова вспомнил обещание Фарида сделать для Маарет искусственные глаза – вечные и сверхъестественно острые. Выдался ли ему такой шанс?

– После того случая, после того злосчастного суда внутри Маарет что-то сломалось, – вздохнула Джесси. – Понимаешь, не из-за бунта Торна. Она любила Торна и простила его. Не стала прогонять, оставила с нами. Но сам факт, что Мариус предстал пред ней и заявил, что она должна олицетворять наш закон, что кто-то должен являть собой высшую власть – вот что ее подкосило. После этого стало слишком очевидно, что она – не верховная правительница бессмертных.

Мне никогда ничего подобного в голову не приходило. Я всегда считал, что существо столь древнее и могучее просто-напросто идет своим путем, превышающим наше разумение, лежащим за пределом наших споров и разногласий.

– Думаю, после этого она и стала разрывать связи с Великим Семейством. После этого я заметила, как она все дальше ускользает в безмолвие.

– Но она ведь время от времени призывала к себе юных вампиров, разве нет? – спросил я. – И Дэвид, ты по-прежнему приходил и уходил…

– Да, она продолжала приглашать других в архивы, – согласился тот. – Особенно же жаловала меня. Но, кажется, в те годы я тоже испытывал разочарование. Подчас мне становились невыносимы архивы и их тайные знания, что не суждено увидеть наружному миру.