К отцу подошел Смитти Смит, владелец цирка. Они познакомились, когда цирк только приехал в Коллетон. Смит в первое же утро явился на причал и скупил у отца весь улов рыбы для своих тюленей. Их он называл основой своей труппы. Смит утверждал, что у него лучшее тюленье представление на всем юго-востоке, зато слон и тигр никуда не годятся. Слон чересчур стар, а тигр слишком молод. Отец, помня, как захмелевший клоун заснул на крыше грузовичка, ответил Смиту, что когда в цирке всего один клоун — это тоже ни в какие ворота не лезет. Правда, клоун успел немного проспаться. Потом мы видели его зазывающим людей в цирк. Его и тогда пошатывало, но на руках он стоял вполне приемлемо.

Отец мог бы и дальше говорить, но представление уже начиналось. Для лучшего обзора мы забрались на самый верх. Вскоре на арену тяжело ступил слон. На нем восседала женщина в наряде из золотистых блесток. Слон действительно был старым и морщинистым. Женщина заставила его опуститься на передние ноги и поклониться зрителям. Но подняться самостоятельно слон уже не мог, и ему помогали наездница, клоун и Смитти Смит. Владелец не преувеличивал: слон был невероятно дряхлым. Казалось, он вот-вот рухнет замертво. Чтобы отвлечь зрителей, клоун принялся жонглировать двумя шариками. Саванна тут же заявила, что так и она может.

— Интересно, за сколько бы он отдал этого слона? — пробормотал отец. — Поставить рядом с автозаправкой — просто красота.

— Чтобы он набирал в хобот самый дорогой сорт бензина и заливал прямо в бак, — добавил Люк.

Прожекторы осветили фигуру владельца цирка. Смитти встал в центре. Он успел облачиться в блестящий красный смокинг, на голове красовался цилиндр. В руках Смитти держал поцарапанный микрофон. Его голос доносился с четырех сторон, будто к зрителям обращались сразу четверо. Слова, как волны, наплывали одно на другое.

— Леди и джентльмены. Сейчас я войду в клетку с крупным бенгальским тигром по имени Цезарь. Его увезли из родной Индии после того, как он задрал насмерть трех раджей и тринадцать крестьян. Тринадцать очень неповоротливых крестьян. Цезарь — новичок в моей труппе и пока что нервничает в присутствии многочисленных зрителей. Поэтому в течение следующего номера мы просим вас соблюдать абсолютную тишину. Когда мы давали представление близ Эйкена, Цезарь разорвал нашего укротителя. Мне не оставалось ничего иного, как самому занять место нашего покойного товарища, поскольку, леди и джентльмены, шоу должно продолжаться.

Если слон был древним, а кенгуру — довольно старым, то тигр был молод и великолепен. Он следил за Смитти, который вошел в большую клетку, неся кнут и стул. От тигра так и веяло опасностью. В нем не было покорности циркового зверя — этой успокоенности и раболепной услужливости, которые развиваются за годы выступлений под ослепительным светом прожекторов и жизни в неволе. Тигр смотрел на зрителей так, словно лежал в засаде, высматривая добычу. Смитти щелкнул кнутом над самым его ухом и велел сделать круг. Цезарь даже не шевельнулся, он продолжил наблюдать за Смитти, и взгляд этот будоражил толпу. Кнут щелкнул снова, голос владельца заглушил зрительский гул. Тигр покинул тумбу и нехотя обошел клетку, рыча от негодования. Смитти бросил на пол цилиндр и скомандовал:

— Подай!

Цезарь поддел цилиндр лапой, подбросил и изодрал когтями. То, что упало на пол, лишь очень отдаленно напоминало цилиндр владельца. Смитти хлестнул тигра по плечу, загнал в угол, а сам сердито нагнулся, разглядывая остатки головного убора, который теперь напоминал искореженный обод. Смитти и не думал скрывать досаду. Представление отступило на задний план; сейчас перед нами разворачивался исполненный неприкрытой ненависти поединок между зверем и владельцем цирка.

Однако номер еще не закончился.