— И что же потом случилось?

— Мой характер не позволил. У меня не хватило мужества оставить жену и детей. Это сильнее меня. Со временем ты меня простишь, Лоуэнстайн. Одна часть меня хочет тебя больше всех сокровищ мира, а другая боится грандиозных перемен. И она, эта часть, — гораздо сильнее первой.

— Том, но ты ведь любишь меня, — возразила Сьюзен.

— Можно одновременно любить двух женщин.

— Однако ты предпочел Салли.

— Я решил продолжить ту свою жизненную историю, которую начал раньше. Будь я посмелее, я выбрал бы тебя.

— Ну чем мне тебя удержать? — Сьюзен погрустнела. — Ну ответь мне, пожалуйста. Я не умею просить, но я научусь всем нужным словам и всем поступкам. Помоги мне, Том.

Я закрыл глаза и взял ее руки в свои.

— Сделай так, чтобы я родился в Нью-Йорке. Убери мое прошлое, вообще все, что я знал и любил. Сделай так, чтобы я никогда не встретил Салли и у нас с ней никогда не было детей.

— Мне казалось, если я разбужу в тебе чувство вины и ответственности за меня, это заставит тебя не уезжать, — улыбнувшись, призналась Сьюзен.

— Бесстыжее вы племя, психиатры.

— Том, если у вас с Салли ничего не получится…

Сьюзен умолкла, не договорив.

— Тогда я буду поскуливать и повизгивать у парадной твоего дома. Как ни странно, Лоуэнстайн, сейчас я люблю тебя так, как никогда не любил Салли.

— Так оставайся со мной.

— Я попытаюсь построить нечто новое и прекрасное на развалинах нашего с ней брака. Не знаю, получится ли. Но я попробую. Сегодня те же слова я говорил Саванне.

К нам подошел официант, но Сьюзен махнула рукой, и он послушно исчез.

— Раз уж зашла речь о развалинах… Сегодня звонил Герберт. Просит дать ему еще один шанс. Представляешь, клялся мне, что прекратил отношения с Моник.

— У тебя не возникло желания позвонить Моник и выразить сочувствие?

— Даже по стандартам твоего грубого юмора это не смешно.

— Решил немного разрядить обстановку, а то она такая тяжелая, будто сделана из титана.

— Не собираюсь ничего разряжать. Я сегодня жутко несчастная и имею полное право реветь во весь голос.

— Представил себе умоляющего Герберта. Какой удар по самолюбию маэстро.

— Не умеет он умолять. Я открыла ему правду о наших с тобой отношениях. Для него это невообразимо. Поверить не может, что у меня интимная связь с таким человеком, как ты.

— Расскажи этому сукину сыну, что член у меня как у слона, — с легким раздражением предложил я. — И добавь, что мне во время этих дел очень нравится китайская корзинка.

— Я просто похвасталась ему, что в постели мы оба неотразимы, что только треск стоит, как от бекона на сковородке, — пояснила Сьюзен, рассеянно глядя на простертый внизу город.

— Боже, у тебя лексикон как у девиц из стриптиза.

— Ты не представляешь, до чего мне понравилось делать ему больно, — призналась Сьюзен. — А ты рассказал Салли про нас?

— Да.

— Значит, ты просто использовал меня?

— Да, я использовал тебя. Но не раньше, чем полюбил.

— Если бы я тебе действительно нравилась…

— Ты мне не нравишься, Лоуэнстайн. Я тебя обожаю. Ты изменила мою жизнь. Я вновь ощущаю себя цельным человеком. Привлекательным мужчиной. Чувственным, между прочим. Делая для меня так много, ты заставляла меня думать, что все это ради Саванны.

— Вот и конец истории, — заключила она.