Отстань, а? — Тон ее речей делался все печальнее. — Холодно мне. Одна я в доме. Одна-одинешенька. Бедная, одинокая женщина… Думаю, что все мужчины — скоты.
— Не такая уж бедная, — справедливости ради возразила я. — Дом, машина, оборотный капитал… Но я понимаю, к чему пассаж про мужчин-скотин.
— Видишь, они даже рифмуются, — заметила Ирка.
— Ира! — Я строго постучала пальцем по столу, и в мисочке заволновалась мыльная каша. — Если тебе последние десять лет фатально не везет с мужиками, если один твой муж был алкоголиком и тунеядцем, а другой бесхребетным слюнтяем, если первый встречный мужчина делает тебе гнусное предложение, хотя каждый второй оказывается импотентом, если в гостях ты вынуждена сама наполнять свою рюмку, а в трамвае тебе не уступают место, в театре не пропускают вперед, на улице прячутся от ветра за твоей спиной и руку протягивают только за подаянием — это не значит, что мужчины — скоты!
— Разве? — Ирка яростно топила тряпичную змею в жидком мыле.
— Во всяком случае, не все они такие. — Я сбавила тон. — Встречаются и другие: добрые, нежные, щедрые, порядочные… В смысле, кому-то, наверное, встречаются. Весьма вероятно, что и ты такого себе найдешь! Рано или поздно. Шансы есть, особенно если ты из породы долгожителей…
— Уже нашла, — сказала Ирка. — Монтик. Я знаю, он именно такой: сильный, добрый, нежный, верный…
— «Он чуть вошел — она узнала…» — недоверчиво процитировала я. — Не хочется мне тебя огорчать, но твой Монтик — кот в мешке.
— Скот в мешке, — поправила Ирка. Свернула тряпицу кольцом, выдула радужный пузырь и неожиданно повеселела. — А, к черту эту мыльную бодягу! Не буду заклеивать окна! Меня согреет любовь!
Что мне нравится в Ирке, так это ее оптимизм и неиссякаемая энергия. Это нас сближает.
— Не выбрасывай кашу, — предупредила я. — Этим можно мыться, а тряпочку использовать как мочалку. Не хочешь сама — отдай мне, постираю Томку, будет благоухать яблоком.
— Забирай, — согласилась она и задумалась: — Слушай, а давай прямо сейчас заберем Монтика из больницы?
— Нам же его не отдадут, — напомнила я. — Мы не можем сказать, кто он, у нас нет его документов. А без паспорта его не выпишут, больничный не дадут…
— И не надо! Зачем мне его больничный, я не отдел кадров! Мы выведем его погулять, посадим в машину и увезем. Им там все равно, подумаешь, нарушение больничного режима! Одним пациентом больше, одним меньше… А мне мужик достанется — молодой и красивый.
— А ухаживать за ним будешь? Кормить, поить, выгуливать? Убирать за ним? Думаешь, это так просто — мужика завести?
— Я умею, — сердито сказала Ирка. — У меня два мужа было. И еще хомячок. Мужья, правда, сбежали… Но хомяк жил долго и счастливо и сдох только от старости!
Спорить с Иркой — себе дороже будет. Сошлись на том, что быстренько умыкнем из больницы Монтика, а потом она меня подбросит на рынок за продуктами.
Капитан Сидоров мирно похрапывал на узкой кушетке в душной каморке сестры-хозяйки. Ему было уютно и тепло под грудой больничных одеял, взятых без счета со стеллажа. Разбуженный стуком в дверь, Сидоров вытряхнулся из одеял, прошлепал к двери и весьма неприязненно спросил:
— Кто?
— Свои, — так же недружелюбно ответил незнакомый капитану мужской голос. Привычно уловив в нем начальственные нотки, Сидоров открыл дверь.
Из коридора в комнату шагнул коренастый черноусый мужчина с пронзительным взглядом. |