Разница между неверностью и законным противостоянием власти мала. Несомненно, Вильгельм в следующие несколько лет старался быть верным, несмотря на непонимание и недоверие Филиппа. Вильгельм безуспешно добивался, чтобы король увидел происходящее так, как это видел его народ. Он противился действиям короля, критиковал их и пытался их изменить не потому, что чувствовал к нему неприязнь, и не из-за какого-то желания расшатать власть короля; зная, что Нидерланды в конечном счете никогда не подчинятся этой новой аристократии, он старался помешать приближающемуся разрыву. Но для Филиппа даже всего лишь намек на противоречие, особенно если ему противоречил человек, служащий королевской власти, был равнозначен измене, и король обвинял Вильгельма в создании тех условий, которые тот на самом деле пытался смягчить. Таким образом, в первой части поединка, от отъезда короля в 1559 году до отправки Альбы править Нидерландами в 1567 году, все преимущества были у Филиппа. Считая принца Оранского предателем, король только ждал подходящего момента, чтобы разоблачить его, не делал попыток понять его поведение и откровенно говорил тем, кому доверял, о своем неистребимом недоверии к Вильгельму. Его твердое решение избавиться от Вильгельма, а также и от остальных главных людей Нидерландов никогда не менялось, и он постоянно работал для достижения этой цели. Он мог быть и был совершенно неразборчивым в своих словах и поступках, когда дело касалось Вильгельма. А Вильгельм продолжал считать себя ответственным слугой, который стремится отговорить своего господина от неразумной политики и помешать неизбежному разрыву между королем и народом. Он мог противоречить Филиппу, но, когда дело доходило до вспышек насилия против короля, Вильгельм первый успокаивал их, первый осуждал применение силы и умолял применить разум.

Вильгельм пытался совершить невозможное. Он был глубоко потрясен тем, что узнал во Франции, открытая враждебность Филиппа заставляла его быть настороже, но он знал, что Нидерланды – законное наследство Филиппа и Филипп – их законный государь. Ему даже на ум не приходило низложить короля: это было бы нарушением всего, что он считал своим долгом и во что верил. Но существовал другой способ охранять Нидерланды от вторжения испанских идей и проникновения испанцев в правительство – соблюдать каждую букву (уместнее было бы сказать «все буквы») нидерландских привилегий. Если король Филипп считал это изменой, то ошибался. Таким образом, Вильгельм во всех своих поступках был и в теории, и на практике связан четкими формулами кодекса верности. В это время его часто компрометировали поведение его друзей, собственная популярность и крики толпы, но даже в ответ на самые сильные провокации он ни разу не отступил от стандартных правил поведения.

Филипп, покидая Нидерланды, оставил их в странном положении: свою политику постепенного размывания их устройства он прикрывал видимостью нормы: разрушал то, что было под водой, не задевая ее поверхность. Он успокаивал тех, кого желал уничтожить, оказывая им почести и давая должности. Это не вызывало доверия к королю, а приводило к взаимному недоверию, которое так запутало дела, что ни одно обычное правительство не могло бы работать, потому что никто не мог точно понять намерения короля: о них догадывались, но король их скрывал. Двух знатных дворян, которых Филипп боялся больше всего, графа Эгмонта и принца Оранского, он назначил на две из важнейших штатгальтерских должностей – Эгмонта во Фландрию и Артуа, Вильгельма в Голландию, Зеландию и Утрехт.