Следующая ступень – серебряная перчатка – присваивается уже не тренером, как все «цветные», а технической комиссией Национальной федерации французского бокса!
Они сели ужинать на террасе небольшого кафе неподалеку, на рю Лафайет. Нгоно все ж таки набрался отваги – пригласил Жермену на ужин. Та согласилась неожиданно легко и даже с улыбкой, отчего господин инспектор уголовной полиции пришел в такое состояние, что и начисто забыл все служебные дела, которых, к слову сказать, у него в отношении столь очаровательной девушки и не имелось вовсе. Ничего нового к уже сказанному свидетельница не смогла бы добавить, да Нгоно и не спрашивал – оба просто сидели, пили вино, болтали. А потом молодой человек подвез девушку до ее дома, проводил до самых дверей, галантно поцеловав ручку. И – в самый последний момент, когда дверь за мадемуазель Монго должна была бы захлопнуться – предложил встретиться снова:
– А дайте в воскресенье пойдем в парк ля Вилетт?
Жермена улыбнулась:
– Тогда уж лучше – в Бютт Шомон, он и ближе и красивее.
– Прекрасно! – обрадованно воскликнул инспектор. – В Бютт Шомон так в Бютт Шомон. Я а вами заеду, скажем, часов в десять… не рано?
– Ну, почему же рано? Отнюдь…
Того белого мальчишку в майке с русскими буквами Нгоно отыскал не сразу, а даже потратил на поиски почти целый день: сначала встретился со своими людишками, впрочем, безуспешно, потом попросил помощи у коллег, и этот путь оказался самым верным – ближе к вечеру в комиссариат заглянул инспектор Этьен Пак, где-то полдня пробегавший по каким-то делам. Заглянул, ухмыльнулся:
– Готовь вино, Гоно!
– А что? Нашел-таки?
– Видели твоего парня, вернее – парней. Один черный, другой – белый – да?
– Ну да, да! Слушай, Этьен, не тяни, говори быстрее.
– Белый, в майке с русскими буквами – это, скорее всего, Гастон Тежу, кличка – «Заяц» или «Губа», второй, черный – Морис Матенна, оба уже с полгода работают в паре. Так, промышляют по мелочи.
– Я б в такой приметной майке на промыслы не ездил.
– В таких майках полрайона шатается, особенно – у Бютт Шомон или на площади Праздников, там рядом и лавка…
– Да знаю я эту лавку. Ты мне адрес скажи!
– Скажу… Но сейчас ты напрасно прокатишься – в парке они ошиваются, парочка черно-белая.
– А почему кличка такая?
– Какая? А, у него заячья губа была, у Гастона, вот и прозвали. Года два назад операцию сделали – в приюте нашлись доброхоты.
– В приюте?
– Но он оттуда к тетке-алкоголичке сбежал, но дома нечасто ночует. В общем – в парке ищите. Я тебе покажу, покружим там, недолго.
– Ничего, Этьен, – довольно засмеялся Нгоно. – Спасибо, ты мне и так помог. А уж дальше… дальше я своими силами – зря, что ли, родное начальство мне нашу «молодежь» подкинуло? Они, кстати, где, ты не видел?
– Видел, как раз навстречу попались. Говорят, на соревнования какие-то собрались. То ли по бегу, то ли по боксу…
– Вот, в парке Бютт Шомон и посоревнуются! Как, ты говоришь, второго зовут? Морисом?
Где-то через полчасика инспектор Амбабве с коллегой, корейцем Паком, и их молодые, не очень-то довольные, напарники на двух авто кружили вокруг обширного парка, время от времени встречаясь у фонда Ротшильда – рю Манен, рю де Криме – Крымская улица – рю Ботцарис, авеню Симон Боливар, снова рю Магнен, рю де Криме…
При встрече молодежь настырно ныла:
– Послушайте, Гоно, мы долго так, как на карусели, кататься будем?
Нгоно пожал плечами:
– Пока не найдем. |