Она: Кружись живей, быстрей вертись, мой веселый, бешеный танец! Ах, с какой стремительной быстротой все проносится мимо! Без отдыха, без остановки! Множество разноцветных фигур взлетают ввысь и, подобно рассыпавшимся в воздухе искрам фейерверка, исчезают в темной ночи! Радость мчится в погоне за радостью, но не может ее догнать, и в этом опять-таки состоит радость. Что может быть скучней, чем оставаться прикованной к земле, отдавая себе отчет в каждой мысли, в каждом слове? Не хочу быть цветком, лучше обернусь золотым жучком, который так жужжит и вьется над головой, что не слышишь голоса собственного рассудка! Да и есть ли место рассудку, когда вихрь бешеного веселья увлекает тебя? То, отяжелев, разрывает он нити и падает в бездну, то как перышко взлетает в туманное небо! Невозможно в танце полностью владеть своим рассудком, и потому, пока длятся наши туры, наши па, лучше вовсе откажемся от него. И потому я ничего не стану тебе объяснять, моя нарядная проворная пара. Смотри, как я ношусь вокруг тебя, ускользая в то самое мгновение, как ты думаешь, что уже поймал меня и крепко держишь! Вот опять, опять!

Он: И все же... Нет, не удалось! Но это потому, что в танце непременно нужно соблюдать и сохранять равновесие. Каждый танцор должен держать в руках нечто, вроде шеста канатоходца, и потому я вытащу свой широкий деревянный меч и стану им размахивать. Так! Что ты скажешь об этом прыжке, о позе, при которой я всем своим телом опираюсь лишь на кончик левой ноги? Ты сочтешь это глупым легкомыслием? Но ведь это и есть тот самый рассудок, которому ты не придаешь значения, хотя без него ничего не сообразишь, не сумеешь даже соблюсти равновесие, а ведь оно тоже нужно. Но как же так? Овеваемая пестрыми лентами, как и я, порхая на самом кончике левой ноги, высоко подняв над головой тамбурин, ты хочешь, чтоб я полностью отказался от рассудка, от равновесия? Бросаю тебе под ноги краешек плаща, чтобы ты, ослепленная, споткнулась и упала в мои объятия. Но нет, поймай я тебя, ты бы тут же исчезла, растаяла без следа. Кто же ты, загадочное существо, рожденное из воздуха и огня? Принадлежишь земле и, завлекая меня, выглядываешь из воды? Тебе от меня не уйти. Но вот... ты ринулась вниз, и мне кажется, я крепко тебя держу, а ты уже взмыла ввысь. Или ты, правда, тот легкокрылый дух стихий, что зажигает жизнь во всем живом? Скорбь ли ты, горячая страсть, восторг или небесная радость бытия? Вновь и вновь те же па!.. те же туры!.. Однако, волшебница, вечно новым пребывает твой танец, и это самое чудесное в тебе...

Тамбурин: Когда ты, о танцор, слышишь мой стук и звон, ты, должно быть, думаешь, что я хочу одурманить тебя своей, глупой, пустой трескотней, либо считаешь меня неловким, неуклюжим, не умеющим уловить ни тона, ни ритма твоих мелодий; а между тем только я и даю тебе нужный тон и ритм. Поэтому внемли, внемли, внемли мне!

Меч: Ты думаешь, о плясунья, что я, деревянный, глухой и бездушный, лишен всякого тона и ритма и потому ничем тебе не могу служить. Но знай, ― только из моих взмахов возникают тон и ритм твоего танца. Я меч и цитра: вспарывая воздух, я порождаю в нем звон и стук. И даю тебе тон и ритм, поэтому слушай, слушай меня!

Она: Все слаженней, все согласней становится наш танец! О, какие па, какие пируэты! Все смелей, все дерзновенней, однако они нам удаются, ибо мы все глубже постигаем суть нашего танца!

Он: Ах! тысячи сверкающих огненных кругов мелькают и носятся вокруг нас! Как весело, как радостно! Чудесный фейерверк, никогда тебе не погаснуть, ибо материя, из которой ты создан, вечна, как время... Но что это? Я горю... я падаю в огонь!

Тамбурин и меч: Крепче держитесь за нас... крепче держитесь за нас, танцоры!

Она и Он: Горе мне... Головокружение... Вихрь... Круговорот!.. Держите нас.