Жак Клеман сразу узнал эту комнату.
Он вздрогнул при воспоминании об оргии, на которую его когда-то заманили. Но на сей раз речь шла совсем о другом. Нынче монаху предстояло получить распоряжения самого Господа по поводу грядущего великого деяния.
Жак Клеман мог бы насторожиться. Уже во второй раз он приходил в кабачок «Железный пресс». В первый раз его сюда завлекли для участия в оргии; а сегодня он был направлен сюда герцогиней де Монпансье, желавшей, дабы он обсудил вопросы, затрагивающие наивысшие интересы Церкви. Монах, таким образом, мог бы, по крайней мере, удивиться, что таверна служит столь различным целям. Но Жак Клеман не рассуждал, он был лишь покорным исполнителем.
В комнате, где происходила оргия, он остановился и вопросительно поглядел на хозяек заведения.
— Не понимаю, чего вы еще желаете, — сказала Руссотта.
— Хорошо, что вы привели меня сюда, — ответил Жак Клеман, — но я должен идти дальше, так что вот, смотрите…
И он нарисовал в воздухе кончиком пальца нечто похожее на треугольник. Это был второй знак, позволявший «пройти дальше».
Тогда Руссотта приподняла гобелен, за которым оказалась дверь, и промолвила:
— Это здесь. Вы знаете, как нужно постучать?
— Знаю, — ответил монах.
Обе хозяйки удалились, а молодой человек постучал особым образом в указанную дверь. Дверь тотчас же отворилась, как если бы его ждали. Жак Клеман вошел и увидел, что находится в комнате, освещенной лампой, хотя на улице был ясный день… Дневной свет, однако, не проникал сюда. Какая-то женщина, одетая в белое, сидевшая в большом кресле и почти скрытая тенью, сделала ему знак приблизиться.
— Вы Жак Клеман? — спросила она.
— Да, сударыня. Я тот, о ком вы говорите.
— Жак Клеман из монастыря Святого Иакова?
— Да, сударыня. И если я надел светский костюм, то только потому, что так посоветовал мне поступить преподобный отец настоятель.
— Преподобный Бургинь?
— Да, сударыня.
— А вы знаете, кто я такая?
— Я предполагаю, что вы та, кого называют принцессой Фаустой.
— Да, действительно… — сказала Фауста тем простодушным тоном, к которому прибегала, чтобы не слишком пугать малознакомых людей.
— Преподобный отец настоятель, достопочтенный Бургинь, сказал мне, что я могу довериться вам, — вновь заговорил Жак Клеман.
— Это правда, — промолвила Фауста очень ласково, — вы можете мне доверять…
— Вот что привело меня сюда…
Монах поднял глаза на Фаусту, как будто у него оставались еще какие-то последние колебания.
— Говорите без опасений, — сказала принцесса повелительно, и молодой человек решился.
— Да, — заговорил он горячо и страстно, — да, я понимаю, я чувствую, я вижу, что могу ничего не опасаться… Так вот, сударыня, в моем сердце созрел ужасный план. Я осуществлю этот план, даже если буду проклят. Но я попросил преподобного отца Бургиня дать мне отпущение грехов, а он мне ответил, что в столь серьезном случае только один человек в мире способен дать отпущение грехов… я подразумеваю — заранее…
— И этот человек?.. — спросила Фауста.
— Преподобный отец настоятель уверял, что вы смогли бы проводить меня к нему для того, чтобы он выслушал меня, соблюдая тайну исповеди.
— Говорите же, сударь, — спокойно сказала Фауста, — так как вы находитесь перед той, о которой говорил ваш аббат, перед той, кто отпустит вам ваши грехи — настоящие и будущие. |