Затем она начала говорить о колледже Сары Лоуренс (снова) и как она знает, я должна выбрать колледж после выборов (и ВЫПУСКНОГО), если я выберу колледж Сары Лоуренс (колледж, в который бы она пошла учиться, если бы ей это было надо), то всё будет отлично.

Я испустила крик отчаяния, и разбушевалась прямо в офисе доктора Натса, не ожидая услышать большего. Потому что, насколько эта женщина может быть смешной? Кроме того, у меня была стрессовая ситуация с Майклом. У меня нет временя на бабушкин театр.

Так или иначе, доктор Натс спокойно выслушал то, что произошло — между мной и бабушкой, я имею в виду — и он извинился, поскольку это наша последняя сессия, он поговорил с бабушкой.

Затем он выслушал, как я рассказала ему о том, что произошло с Майклом.

Его ответ был таким, вынесла ли я что-нибудь для себя из истории, которую он рассказывал в прошлый раз о своей лошади, Сахар.

— Потому что, как я уже объяснял, Миа, — продолжал доктор Натс, — иногда отношения, которые на бумаге выглядят идеально, в реальности таковыми не являются, как и Сахар был идеальной лошадью по документам, но в реальной жизни мы не поладили.

САХАР! Моё сердце сейчас мучается (этому способствовала и бабушка), а Доктор Натс не может разговаривать ни о чём, кроме своей глупой лошади.

— Доктор Н., — сказала я, — можем ли мы поговорить о чём-нибудь, кроме лошадей?

— Конечно, Миа, — сказал он.

— Ну, — сказала я. — Мои родители заставляют меня выбрать колледж после выборов отца и после выпускного. А я не могу решить. Я имею в виду, мне кажется, что меня приняли во все колледжи потому, что я принцесса...

— Но ты же не уверена в этом, — сказал Доктор Натс.

— Но с моими оценками по математике, это абсолютно точно...

— Мы уже спорили об этом, Миа, — сказал доктор Натс. — Ты должна концентрироваться не на тех вещах, которые ты не можешь контролировать. Что ты должна делать?

Я подняла взгляд на картину, стадо мустангов со страхом бегут. Сколько часов я смотрела на эту картину в течение 21 месяца, мечтая, чтобы она упала ему на голову? Не для того, чтобы причинить ему боль. Просто для того, чтобы он испугался.

— Принимать то, что я не могу изменить, — сказала я. — А также молить о мужестве, с которым бы я меняла то, что могу, и о мудрости, чтобы видеть разницу между тем, что могу и нет.

Дело в том... я знаю, что это хороший совет. Она называется Молитвой сиятельства, то действительно помогает видеть перспективу (она предназначена для восстановления алкоголиков, но помогает и ненормальным, как я).

По правде говоря, это то, что я должна себе сказать.

Что становится для меня более ясным с каждым днём, я меняюсь. Не только из-за школы или уроков принцессы, но и благодаря сеансам терапии. Не то, чтобы я думаю, что достигла самоактуализации или то-то ещё, известно только Богу... я вообще не думаю, что человек может полностью самоактуализироваться. Не стала я и более мыслящим человеком.

Но я поняла одну простую истину: Никто мне не может помочь. Мои проблемы слишком странные. Где я ещё найду терапевта, у которого есть опыт помощи Американской девушке, которая является принцессой маленького европейского государства, у которой мать вышла замуж за её же школьного учителя алгебры, у которой отец не может устроить свою личную жизнь, с лучшей подругой, которая с ней не разговаривает, которая не может прекратить целоваться со своим бывшим парнем в карете в Центральном Парке, с парнем, который написал пьесу, рассказывающую об их личной жизни, и у которой чокнутая бабушка?

Нигде.