Я отдёрнула свою руку. Я вдруг поняла, что она не самая сумасшедшая. И не страдает от инсульта или сердечного приступа. Её пульс был сильным и равномерным.

— Боже мой! — я заплакала. — Бабушка!

— Что? — бабушка с недоумением смотрела на мой порыв. — Что случилось? Я прошу тебя попросить Майкла одну из своих машин. Не подарить её. Я сказала, что мы готовы платить...

— Но ты хочешь меня использовать мои отношения с ним, — плакала я, —  потому что  так папа сможет получить преимущество над Рене на выборах!

 Бабушки подняла нарисованные брови.

— Я не говорила ни слова о выборах! — заявила она своим властным голосом.  — Но я подумала, Амелия, если бы ты пошла на это мероприятие в Колумбийском университете — завтра.

— Бабушка! — я вскочила с дивана. — Ты просто ужасна! Ты действительно думаешь, что народ Дженовии скорее проголосует за папу, потому что он сумел купить им кардиоруку, в отличие от Рене, который только смог пообещать им Эпплби?

 Бабушка посмотрела на меня.

— Ну,  — начала она. — Да. Что бы ты предпочла? Доступную хирургию сердца или  луковые палочки?

— Палочки делает Outback,  а не Эпплби! — едко ответила я ей. — И главное в демократии — то, что голоса никто не может купить!

— О, Амелия! — коротко вздохнула бабушка. — Не будь наивной. Всех можно купить. И как бы ты себя чувствовала на моём месте, если на последнем визите к королевскему врачу он сказал мне, что состояние моего сердца очень серьёзно и возможно понадобится шунтирование?

 Я колебалась. Она выглядела совершенно искренней.

— П-правда? — пробормотала я.

— Ну, — раздражилась бабушка, — пока нет. Но он сказал мне, что мне придется урезать до трех сайдкаров в неделю!

 Я должна была догадаться.

— Бабушка, —  сказала я. — Прекрати. Сейчас же.

 Бабушка нахмурилась.

— Ты знаешь, Амелия — сказала она. — Если твой отец проиграет выборы, это убьет его. Я знаю, что он все равно Принц Дженовии и всё тому подобное, но он не будет править, и что тогда, барышня, это будет вина не его одного, а твоя собственная.

 Я застонала, сорвавшись, и закричала: — Уйди!

 Что она и сделала, бормоча что-то Ларсу и портье, которые оба с удовольствием наблюдали за нашей беседой. Но если честно, я совсем не понимаю, что тут смешного.

 Я думаю, что для бабушки использование экс—бойфренда, чтобы стать первым в списке ожидающих (если бы Майкл даже рассматривал такую возможность) и получить аппарат медицинского оборудования на миллион долларов —  это совершенно обычная рутинная задача.

 Но хотя у нас одни гены, во мне нет ничего от бабушки.

 НИЧЕГО.

 Пятница, 28 апреля, по дороге домой в лимузине из офиса доктора Нуца.

 Доктор Н., как обычно, не сочувствовал моим проблемам. Казалось, он чувствует, что я несу их в себе. 

Почему я не могу иметь приятного, нормального врача, который будет меня спрашивать: "А как вы к этому относитесь?" и прописывать мне лекарства от беспокойства, как все остальные с моей школы?

 О, нет. Я должна иметь именно того единственного врача на всем Манхэттене, который не верит в психофармакологию. И который думает, что всё то кошмарное, что случается со мной (по крайней мере, в последнее время) — происходит по моей собственной вине из-за того, что я не честна сама с собой, со своими эмоциями.