– Нетрудно угадать, о чем задумалась Птичка, – уперев руки в бедра и вновь улыбаясь, промолвила Сезинанда. – Вся ее печаль оттого, что великий викинг Ролло не нанес визита невесте его брата.

Она хихикнула в ладонь.

– И хоть я жду не дождусь, когда придет час устлать душистыми травами твое брачное ложе, видит Бог, из этих двоих я бы тоже выбрала старшего.

Эмма со вздохом отложила веретено, по привычке пропуская мимо ушей слова Сезинанды.

– Я вижу, ты готова. Если так, мы прямо сейчас отправимся к Одо.

Несмотря на то что погода стояла ясная, а золото листьев соперничало с промытой бирюзой неба, воздух был довольно холоден. Эмма щурилась – в глаза били блики солнца, отраженного на медных шпилях – и прятала руки под темной меховой накидкой. В городе ей нечего было опасаться – на невесту брата конунга никто не осмелился бы поднять руку. Кроме того, повсюду хватало стражников, следивших за порядком, не говоря уже о двух викингах с копьями на плечах и широкими мечами у пояса, повсюду следовавших за нею.

На пустыре за мостом, где вчера пировали викинги, только груды костей и остывшей золы напоминали о прошедшем празднике. Теперь здесь толпились торговцы, заключая сделки, а обогатившиеся в походе воины Ролло, не торгуясь, покупали, что кому приходилось по вкусу. Золото ненадолго задерживалось в их кошелях, и поэтому в мирную пору Руан кишел купцами из других областей Франкии. Здесь можно было услышать не только фризский говор, но и бретонский, парижский, луарский. В порту кипела работа – скрипели вороты, лязгали цепи, напрягаясь, гудели канаты, бочонки, мешки и тюки громоздились на палубах. Над ними с криком разрезали воздух чайки. Время от времени от причалов, грохоча по бревенчатому настилу, отъезжали тяжело груженные повозки. У края воды смолили лодки, и черный дым, клубясь, поднимался от костров к ясному небу. Здесь Эмма заметила Атли, наблюдавшего за разгрузкой одного из судов, и помахала ему рукой.

От пристани доносились запахи смолы и соленой рыбы, в рыжей воде Сены колыхались темные корабли викингов: легкие драккары и более тяжелые, снабженные палубой кнорры. Медлительные мохноногие кони влекли к мельнице баржу с зерном. Мельница шумела, мелькая широкими лопастями обомшелого колеса. Рядом с запрудой тянулись деревянные мостки малой пристани, куда причаливали плоскодонные барки рыбаков. Слышался смех прачек, стук их вальков, немного в стороне пылал костер, где братья-бенедиктинцы в темных рясах готовили похлебку для бедных. Нищие толпились вокруг, жадно вдыхая запах пищи; хрипло мяукали, дожидаясь нечаянной подачки, бродячие коты, путающиеся под ногами звенящих кольчугами рослых викингов.

Теперь Эмма многих из них знала в лицо и по имени. Она сдержанно отвечала на приветствия, и тем не менее ей нравилось читать восхищение в глазах мужчин. Что ж, она под защитой и ей нечего опасаться, а их внимание только бодрило ее. Она отбрасывала за спину капюшон, подставляя солнцу сверкающую огнем волну рыжих волос.

Эмма не любила посещать рынок невольников, располагавшийся за мельницами. Вид измученных людей приводил ее в уныние, а запах покрытых застарелой корой грязи тел вызывал отвращение. Она огибала руины квадратной башни, камни которой частью пошли на восстановление моста, и сворачивала в узкую улочку, уводящую в глубь городских кварталов. Здесь было не менее людно, чем у реки. Стайки псов и детей сновали между прохожими; гогоча, пробирались к реке гуси, погоняемые горбатым рабом в ошейнике. Дребезжали горшки, горой наваленные в повозке, влекомой маленьким черным осликом. Скрипели колеса, из открытых окон харчевни доносились голоса бранившихся женщин, вылетал клубами чад прогорклого масла и жар печей.