Вприпрыжку она добежала до троллейбусной остановки, сошла в знакомом месте. Теперь, днем, она чувствовала себя в безопасности – кругом ходили люди, было светло и по-летнему жарко. Она обогнула старый стадион и уже подходила к Никитиному дому, как вдруг увидела странную картину.

– Ой! – вскрикнула она и спряталась за дерево, которое росло у дороги. Картина, которую она увидела, была и страшной, и одновременно успокоительной – такое тоже случается. Во-первых, она увидела Толяна собственной персоной – зрелище, надо сказать, не очень приятное. А во-вторых…

Во-вторых, этого самого Толяна вели в наручниках к милицейскому «газику» – следовательно, увиденное не могло не радовать.

– Это наговор! – громко протестовал Толян, впрочем, не особенно усердно – у ведущих его людей в форме были серьезные лица, и спорить с такими людьми было небезопасно для здоровья. – Я ни в чем не виноват! На меня прошлой ночью напала банда хулиганов, связали, бросили в безлюдном месте. Я сам жертва! Требую адвоката!

– Будет тебе адвокат, – хмуро ответил один из сопровождающих, с лейтенантскими погонами. – Там разберемся.

– Граждане, будьте свидетелями! – Толян, увидев, что вокруг собралась небольшая толпа любопытных, попытался вызвать сочувствие. – Забирают невинного человека…

– Да уж, невинного! – усмехнулся лейтенант.

Один из милиционеров затолкал Толяна в «газик» и захлопнул дверь. Машина фыркнула и сорвалась с места.

– Что случилось-то? – спросила одна старушка. – Кого взяли?

– Говорят, преступника взяли, – сказал мужчина в панаме. – Вроде бы серийный маньяк-убийца. Сейчас этих маньяков – пруд пруди.

– Ну уж, вы скажете, – решила поспорить женщина с авоськой. – Это злостный неплательщик алиментов, Агабеков – я про него передачу смотрела, запомнила. У, подлая морда, теперь от суда не отвертишься! По всему Татарстану его искали, а он вон куда, в Москву подался.

– Какой Агабеков, какой маньяк! – возмутился старичок с толстой связкой газет. – Вы что, не в курсе? Это глава подпольного алкогольного концерна. Они фальшивый коньяк из грузинского чая делали, на техническом спирте. Столько людей потравилось!

Оля не стала слушать этот спор и пошла к дому, в котором жил Никита. «Это хорошо, что Толяна взяли, – подумала она. – Не знаю, какими преступлениями он еще знаменит, но одно точно – он плохой человек. Только что же будет с Борькой? Если Борька действительно с ним связан, хотя бы и случайно, то…» Дальше она не стала додумывать, потому что ей от души было жаль Борю Фещенко.

Она поднялась на второй этаж и позвонила в сорок третью квартиру. Открыла ей мама Никиты.

– А, это ты, деточка? – ласково улыбнулась она. – Я тебя запомнила – ты вчера вечером к нам заходила, с друзьями. Никита, это к тебе! – громко крикнула она в сторону и продолжила, добродушно улыбаясь: – Вы вчера, поди, папки нашего испугались? Подумали, строгий какой, да? Но это не так, папа Коля добрый, он мухи не обидит! Просто он за Никиту переживает, все боится, что тот или в нехорошую компанию попадет, или наркотиками станет баловаться, или, не дай бог, в институт не поступит! А тогда в армию, а в армии, сами знаете, не сахар.

– Мама! – Страдальчески морщась, из своей комнаты вышел Никита. – Мама, ты опять людям голову морочишь! – Увидев Олю, он смутился – в первый момент он не сразу узнал ее. – Феона, ты?

– Феона… Господи, имя-то какое красивое! – восхитилась Никитина мама, уходя в глубь квартиры.