А в-третьих, я не могу продать Алика потому, что дала ему слово никому не продавать! – жестко отрубаю я.
Чернокрылый даже задохнулся от возмущения, и на секунду потерял дар речи, а потом разразился целым потоком ругательств, не уступающих по эмоциональности моему морскому лексикону.
– Перестань Грас, – с досадой оборвал его Алик, – ты ведешь себя недостойно перед женщиной, тем более, что она права.
– Это женщина?! – возмущенно рявкнул Грас, – да это настоящий шакал! Подумай сам, как я могу вернуться домой, оставив тебя с ней?!
– А мне теперь какое дело?! Я раб! – с горечью вздохнул на его причитания Алик, демонстративно застегивая на шее застежки рабского ошейника, который он до сих пор нес в руке.
Грас в отчаянии взмахнул руками, и, распустив складки крыльев, сделал несколько прыжков, пытаясь взлететь, но крутизны дороги, по которой мы бредем к деревне, для этого явно недостаточно. И тогда он, широко разведя крылья, просто помчался большими скачками вниз, рискуя оступится и переломать себе все кости.
Мы молча продолжаем топать следом, и неизвестно, у кого из нас в этот момент гаже на душе.
В деревне, заполоненной очередными волонтерами скалы последнего дня, царит обычное оживление перевалочного пункта. Готовится на кострах последний для кого-то обед, снуют продавцы и разносчики, распаковывается багаж и стелятся постели. В сеннике, где я вчера пережил несколько неприятных моментов, уже другие постояльцы. Хозяин сенника ничего не знает о вчерашних клиентах, но, получив мелкую монетку, согласился передать им мое послание, если они вернутся.
Покончив с этим вопросом, спешу увести свою команду из этого проклятого места. Мне нужно спешить, я и так потратил сегодня пару лишних часов на возню с Оризом. Пройдя еще через несколько деревень, решаю устроить привал на завтрак. Найдя взглядом небольшую рощицу, приветливо манящую яркой осенней листвой, сворачиваю туда. Однако, подойдя ближе, понимаю, бесплатно съесть в тени дерева свои припасы вряд ли удастся. На прибитой к столбу вывеске значится, что это место принадлежит какой-то общине грез. Это название ничего мне не говорит, все материалы, какие мы смогли собрать об образе жизни на материке, сводятся к трем отчетам разведчиков и книге законов. Приостановившись на минуту в раздумье, решаю не рисковать понапрасну, и разворачиваюсь в обратную сторону. В глазах Алика вспыхивает и гаснет понимающая ухмылка, Ориз же заметно разочарован.
– Почему ты передумала, нана, – бурчит он, – наверняка там найдутся желающие погадать, заработала б немного денег и мы бы повеселились!
Так, видимо я правильно сообразил, что не стоит останавливаться в этом месте. Не хватало мне еще зарабатывать гаданьем в притонах. Мы уходим подальше от заманчивой красоты рощи и останавливаемся на привал на берегу ручья. Здесь нет деревьев, но растут густые кусты, где можно набрать веток на костер. Хозяйственные заботы как-то органично берет на себя Ориз, мы же с Аликом приносим сухих веток. Судя по многочисленным остаткам кострищ, далеко не всех прельстила роща грез. Пока Ориз разжигает костер, иду к ручью набрать воды в бутыль, а вернувшись, замираю в изумлении. Над разгорающимся костром висит котелок, из которого торчат ноги какой-то птицы.
– Ориз, – подозрительно гляжу на пустынника, – откуда у нас котел?!
– Из мешка, – невозмутимо ответил он, – ты же сама сказала купить провизию в дорогу!
– Но на ту монетку, что я тебе дала, нельзя купить котел! Да и на эту птицу там бы не хватило!
– Я покупал крупу, хозяин сказал, отмерь себе котелок! Я и отмерил! А птицу я не покупал, она сама прибежала, когда я рассыпал немного крупы!
Я от возмущения даже дар речи потерял, а Алик, смерив Ориза презрительным взглядом, отвернулся и съязвил:
– Поздравляю, за тридцать монет ты купила лгуна и воришку!
И это стало последней каплей. |