Почти прошла моя необоснованная злоба, беспричинная меланхолия и пагубная жалость к себе самой.
Глория сидела, сложив руки на коленях и улыбалась.
Доктор улыбнулся Гарри:
— Глория удивительно быстро поправляется.
— Да, — сказал Гарри. — Я заметил.
— Я думаю, что еще совсем немного, и Глория сможет вернуться домой, Гарри.
— Доктор, — спросила Глория. — Можно сигарету?
— Да, конечно, — сказал доктор, вытащил пачку каких-то экзотических сигарет и протянул Глории. Глория взяла сигарету, доктор достал позолоченную зажигалку и извлек из нее пламя. Глория затянулась, выпустила дым.
— У вас красивые руки, доктор Дженсен, — сказала она.
— Ну, спасибо, дорогая моя.
— И доброта, что спасает, доброта, что исцеляет.
— Стараемся как можем, в наши-то годы… — кротко сказал доктор Дженсен. — А теперь, если не возражаете, я поговорю с другими пациентами.
Он резво поднялся со стула и направился к столу, где еще одна женщина навещала еще одного мужчину.
Глория уставилась на Гарри:
— Жирный мудак! Жрет дерьмо медсестер на завтрак.
— Глория, было очень приятно повидать тебя, но я утомился в дороге и хочу отдохнуть. По-моему, доктор прав. Я заметил некоторое улучшение.
Она захохотала, но смех ее был вовсе не безмятежный, а какой-то наигранный. Будто выученная роль.
— Никакого улучшения нет, наоборот, произошло ухудшение.
— Это не так, Глория.
— Я́ тут пациент, а не ты, Рыбья Башка. Я лучше всех ставлю диагноз.
— Что значит «Рыбья Башка»?
— Тебе никто не говорил, что твоя башка похожа на рыбью?
— Нет.
— Когда будешь бриться, посмотри повнимательнее. И смотри не отрежь себе жабры.
— Ну все, я ухожу… но завтра я опять приду к тебе.
— В следующий раз приведи кондуктора.
— Может тебе все-таки принести чего-нибудь?
— Ты идешь в свой номер, чтобы трахнуть там какую-нибудь блядь!
— Может быть, тебе принести номер «Нью-Йорк»? Ты же любишь «Нью-Йорк»…
— Затолкай «Нью-Йорк» себе в задницу, Рыбья Башка. И «Тайм» вместе с ним!
Гарри потянулся к ней и сжал руку, которой она била себя по носу:
— Контролируй себя, постарайся. Ты скоро поправишься.
Глория будто и не слышала его. Гарри медленно встал, повернулся и направился к ступенькам. Поднявшись по лестнице, он повернулся и слегка помахал Глории. Она даже не пошевелилась.
Они лежали в темноте, все шло хорошо, и вдруг зазвонил телефон. Гарри продолжал, но телефон тоже продолжал. Это очень мешало. Вскоре у него обмяк член.
— Дерьмо, — сказал он и поднялся. Потом включил свет и схватил трубку.
— Алло?
Это была Глория.
— Ты там блядь какую-то трахаешь!
— Глория, почему тебе разрешают звонить так поздно? Они тебе, что, снотворного не могли дать?
— Что это ты так долго не подходил?
— Ты когда-нибудь сидела на горшке? Вот я как раз сидел на горшке, а тут ты вдруг.
— Да уж… распрощаешься со мной, тогда и закончишь?
— Глория, вот до чего тебя, черт побери, острая паранойя довела.
— Моя паранойя всегда была глашатаем истины, Рыбья Башка.
— Слушай, ты вообще ничего не соображаешь. Поспи хоть немного. Завтра я к тебе приеду. |