- Ну, извини, - развел я руками. - Не по чину взял. Учту на будущее.

Отец иногда кажется глубоким стариком, хотя ему чуть за шестьдесят. Иные же его ровесники, несмотря на голые черепа и непрерывно урчащие животы, бегают по массажным салонам, фитнес-клубам, женятся на молоденьких, заводят себе детишек и вообще ведут себя так, будто собрались жить вечно.

Отец, наоборот, предпочитает несуетливую обстоятельность, ему по душе роль умудренного старца, у которого все позади, а нынешняя жизнь для него что-то вроде мыльной оперы, которую он поглядывает без всякого интереса. При этом никакой дряхлости и болезненной жалкости в нем нет. Воспоминаниями о бурных днях боевой молодости в стране победившего социализма он окружающих не мучает. У него худое моложавое лицо, короткая французская стрижка. Время от времени он отпускает пижонскую трехдневную щетину, которая ему очень идет. Иногда, когда его что-то забирает всерьез, он буквально преображается и превращается в энергичного, жесткого мужика, который кого надо возьмет за глотку, а кого надо - и за круглую попку. И тогда становится понятно, почему он сделал такую карьеру в прокуратуре и был в свое время одним из самых молодых заместителей Генерального прокурора.

Его блестящая карьера оборвалась ровно в шестьдесят лет. Отец легко мог стать сенатором, депутатом, советником в крупной компании, но почему-то предпочел стать свободным от всяких обязательств пенсионером.

В нашей семье до этого все было благополучно и безоблачно, но пришел некий срок, и семья ни с того ни сего слиняла. Слиняла не в три дня, как Русь в семнадцатом году, процесс длился несколько дольше, но от нее тоже осталось лишь нечто, что ничуть не напоминало столь недавнее славное прошлое…

Позвонила мать и попросила срочно заехать. Обязательно. Со своей первой женой и двухлетним сыном я давно уже жил на противоположных концах Москвы, и виделись мы, надо признаться, все реже и реже. Да и работа в прокуратуре занимала все время.

Заехал днем, отца дома не было.

- Что-то случилось? - спросил я еще в дверях.

- Может, ты зайдешь? - насмешливо сказала мать.

Мы устроились на кухне. Мать не выглядела взволнованной, разве что чуть напряженной.

- Я уезжаю, сын, - сказала она.

- Куда?

- В Братиславу.

- Опять?

В Братиславе уже несколько лет жила ее подруга с мужем, они преподавали в местном университете, и мать по нескольку раз в год ездила к ним в гости. Последний раз пару месяцев назад.

- Надолго? - просто так поинтересовался я.

- Пока на год, - сказала мать.

- Не понял…

- Подписала контракт с университетом - буду преподавать историю искусств. Пока на год, - легко, как о чем-то неважном и давно известном, поведала она. - А если все пойдет нормально, то с продлением еще на три года.

Мы помолчали. Я осмысливал услышанное, она не мешала мне предаваться мыслительным процессам.

- И как прикажешь мне это понимать?

Она улыбнулась.

- Просто принять к сведению. Согласись, от моего отъезда в твоей жизни теперь мало что изменится. Практически ничего.

Что я мог ей возразить?

- Насколько я знаю, у тебя есть муж. А еще у тебя есть внук.

- Да-да, муж и внук, - рассеянно повторила она.

- А отец? Он уже знает?

- Теперь уже знает, - все так же рассеянно сказала она.

Я подумал, а потом с трудом выдавил из себя:

- У тебя кто-то появился?

Господи, мог ли я когда-нибудь представить, что спрошу об этом свою мать!

- Да нет, дело совсем не в этом, - засмеялась она.