– Пробился самый опасный, – удрученно вздохнул Габри.

На них пахнуло ароматом джина. На коленях у женщины сидела утка, а Анри, немецкая овчарка Гамашей, лежал, свернувшись клубком, у ног старухи и восторженно смотрел на утку.

– Можешь не встречать меня у дверей, – сказал Арман псу. – Я перебьюсь. Правда.

Он взглянул на собаку и покачал головой. До чего же странные формы принимает любовь. Однако Анри явно прогрессировал: до этого он был влюблен в подлокотник дивана.

– Первым признаком проникновения был запах джина, – сказал Габри. – Кажется, ее раса только им и питается.

– Что будет на обед? – спросила их соседка Рут Зардо, с трудом вставая с кресла.

– И давно вы здесь? – спросила Рейн-Мари.

– А какой сегодня день?

– Я думал, ты сегодня забиваешь дубинкой детенышей тюленя, – сказал Габри, подхватывая Рут под руку.

– Этим я займусь на следующей неделе. Ты что, не читаешь обновления у меня в «Фейсбуке»?

– Комик.

– Гомик.

Рут похромала в гостиную. Утка Роза вразвалочку прошествовала за ней. А за уткой последовал Анри.

– А ведь когда-то я был главой отдела по расследованию убийств Квебекской полиции, – задумчиво протянул Гамаш, глядя на это шествие.

– Я в это не верю, – сказала Рейн-Мари.

– Bonjour, Рут, – сказала Антуанетта.

Рут, которая только теперь заметила, что в комнате есть кто-то еще, посмотрела на Антуанетту и Брайана, потом на Мирну:

– Они-то что здесь делают?

– Нас пригласили, в отличие от тебя, пьяная маразматичка, – сказала Мирна. – Как ты можешь быть поэтессой и ничего и никого вокруг не замечать?

– Мы что, знакомы? – спросила Рут и повернулась к Рейн-Мари: – А где придурок?

– Они с Анни уехали в город вместе с Изабель и детишками, – ответила Рейн-Мари.

Она знала: ей следовало бы отчитать Рут за то, что та называет ее зятя придурком, но старая поэтесса называла Жана Ги придурком так давно, что Гамаши к этому уже привыкли. Даже Жан Ги откликался на придурка. Но только если его так называла Рут.

– Я видела, как мальчишка Лепаж опять стрелой выскочил из леса, – сказала Рут. – Что на сей раз? Зомби?

– Вообще-то, мне кажется, он растревожил гнездо поэтов, – ответил Арман. Он взял бутылку красного вина и принялся доливать в бокалы гостей, а себе положил сальсу, приправленную медом и лаймом. – И пришел от этого в ужас.

– Поэзия пугает большинство людей, – сказала Рут. – Я знаю, что моя точно пугает.

– Пугаете их вы, Рут, а не ваши стихи.

– О да. Так даже лучше. И что говорит мальчишка? Что он там видел?

– Гигантскую пушку, а на ней монстра.

Рут кивнула, явно впечатленная.

– Воображение не такая уж плохая вещь, – сказала она. – Мальчишка напоминает мне меня в его возрасте, и посмотри, что из меня получилось.

– Никакое это не воображение, – сказал Габри. – Просто откровенная ложь. Я не уверен, что парнишка вообще отличает правду от лжи. А ты что думаешь? – спросил он у Мирны. – Ты же мозгоправ.

– Я не мозгоправ, – обиделась Мирна.

– Шутишь! – фыркнула Рут.

– Я психотерапевт, – сказала Мирна.

– Ты библиотекарша, – возразила Рут.