— Слава Богу, — сказал Уэйлз. — Я видел вас, но не был уверен… Поднимайтесь сюда, добро пожаловать. Мы все теперь в одной ловушке.

Глава 5

Синхарат был городом без людей, но мертвым городом он не был. У него была память, был голос. Ветер давал ему дыхание, и он пел, пел бесчисленным множеством крохотных органных трубок из коралла, пел пустыми мраморными проемами и узкими глотками улочек. Тонкие минареты выступали в нем флейтами, а ветер не стихал никогда. Порой голос Синхарата звучал мягко и мелодично, что-то рассказывая о вечной молодости, весне жизни и неиссякающих удовольствиях. А порой он был мощным и яростным, исполненным гордыни. Он кричал: «Ты умрешь, я — никогда!» Бывало, он впадал в безумие, насмешливый и ненавидящий. Но песнь его всегда была воплощением зла.

Теперь Кэри понимал, почему Синхарат стал запретным городом. Причина таилась не только в древнем ужасе перед его обитателями. Дело было в самом городе — под ярким ли солнцем или под скользящими лунами. Город был крошечный. В нем всегда жили немногие; самое большее — тысячи три Бессмертных, и остров давал им достаточно простора и покоя. Но они строили тесно и высоко. Улицы представляли собой глубокие туннели между стенами, а башни тянулись ввысь, немыслимо тонкие и высокие, вонзаясь в самое небо. У некоторых обрушились верхушки, иные развалились до основания, однако в целом город был по-прежнему прекрасен.

Цвета и оттенки мрамора восхищали глаз. Многие дома сохранились и были как новые, разве что ветер стер резьбу на фасадах, так что лишь при определенном освещении на стене возникал вдруг узор или тень прекрасного лика — горделивого, с надменной улыбкой на устах, а порой целая процессия торжественно выступала, направляясь на забытое богослужение.

Возможно, все дело было в ветре и в ощущении чьего-то невидимого присутствия, это-то и придавало городу зловещее и злое очарование. Но Кэри думал иначе. Рамы сделали с городом что-то особенное, вселили в него что-то такое, что духом напоминало загадочную женщину Бессмертных — прелестную и манящую, но с какими-то странными, пугающими глазами. Даже трезвомыслящий Говард Уэйлз чувствовал себя здесь не в своей тарелке, а уж остальные… Спасшиеся жители Городских Штатов Марса ходили по улицам, как собаки, поджавши хвост. Дерек утратил часть своей привычной самоуверенности, а Аррин просто не отлипала от него.

Внутри зданий это чувство обострялось. Там были залы и комнаты, где жили Рамы. Вещи, которые им принадлежали, резьба и выцветшие фрески, которыми они любовались. Вечно юные, вечно живущие Бессмертные, кравшие чужие жизни, они ходили по этим коридорам и видели свои отражения в отполированном до зеркального блеска мраморе, и нервы Кэри все время чувствовали их незримое присутствие — после стольких веков.

Кэри обнаружил следы высокоразвитой технологии, равноценной, если не превосходящей все то, что он видел на Марсе. Неизбежный возврат к примитивной жизни пришел с истощением природных ресурсов. В одной маленькой комнатке Кэри обнаружил сломанное оборудование, лежавшее среди стеклянных осколков и пыли; он догадался, что именно здесь Рамы обменивали свои устаревшие тела на новые. Из некоторых фресок, выполненных поистине с садистским юмором, было ясно, что жертвы, как правило, убивались — хотя и не сразу, после того как завершалось «переселение».

Но ему никак не удавалось обнаружить архивы. На улице Уэйлз и его люди с помощью Дерека (Аррин выступала в роли часового) расчищали место для посадки флаера. Уэйлз как раз связался с Кахорой перед неожиданным нападением кочевников. Так что там знали, где он находится; как только они поймут, что Уэйлз подозрительно долго не выходит на связь, то непременно пошлют связного. Если у них будет посадочная площадка и хотя бы немного воды, расходуемой под строжайшим контролем, и шани не озвереют от нетерпения, сохранялся шанс благополучного исхода.