Он говорил без видимого интереса, его взгляд был устремлен вперед. Похоже, он думал: раз уж этот зануда вклинился в наш разговор, давайте подкинем ему предсказуемый сюжет и выслушаем его предсказуемое мнение.
– Нет, – охотно подхватил Мейплтон. – Но возможно, было бы лучше иметь таковую по доброй воле и осознанно, а не в явочном порядке. Де-юре, министр, а не де-факто. Что ж, вам будет чем заняться, коммандер; учитывая ваше участие в рабочей группе, скучно вам не покажется. – Он произнес это с легкой завистью. У Дэлглиша закралось подозрение, что Мейплтон сам хотел бы стать членом рабочей группы. – Полагаю, в этом и состоит привлекательность работы для такого человека, как вы, – добавил Мейплтон.
Интересно, для какого такого человека? – подумал Дэлглиш. Поэта, который больше не пишет стихи? Любовника, который техникой заменяет искреннюю привязанность? Полицейского, разочаровавшегося в полицейской службе? Вряд ли Мейплтон хотел его обидеть. Просто этот человек был столь же глух к языку, как и к людям.
– Никогда не задумывался о том, в чем состоит привлекательность моей работы, – ответил он. – Если не считать того, что она не скучная и оставляет возможность для личной жизни.
– В этой работе меньше лицемерия, чем в большинстве других, – с неожиданной горечью сказал Бероун. – От политика требуется выслушивать ложь, излагать ложь, закрывать глаза на ложь. Остается лишь надеяться, что мы в нее не поверим.
Не столько сами слова, сколько тон, каким они были произнесены, смутил Мейплтона. Но он решил отнестись к высказыванию Бероуна как к шутке и захихикал. Потом повернулся к Дэлглишу:
– Ну и каковы ваши ближайшие личные планы, коммандер? Помимо участия в рабочей группе, разумеется.
– Недельный курс лекций для старшего командного состава в Брамсхилле. Потом обратно сюда, организовывать новый отдел.
– О, вам предстоит много работы. Что будет, если я убью депутата от Западного Честерфилда как раз в тот момент, когда рабочая группа будет заседать? – Он снова засмеялся, на сей раз над собственной дерзкой шуткой.
– Надеюсь, вы поборете в себе искушение, сэр.
– Да, нужно постараться. Комитет – слишком серьезная вещь, чтобы старший полицейский чин отрывался от работы в нем. А кстати, к вопросу об убийствах. В сегодняшнем «Патерностер ревю» есть очень странный абзац о вас, Бероун. Не слишком дружественный, я бы сказал.
– Да, – коротко ответил Бероун. – Я видел.
Он ускорил шаг, так что Мейплтону, и так уже запыхавшемуся, пришлось выбирать: либо продолжать разговор, либо поспевать за своими спутниками. Когда они подошли к Казначейству, он, очевидно, решил, что приз не стоит дальнейших усилий, и, сделав прощальный жест, растворился в толпе на Парламент-сквер. Но если Бероун все еще хотел доверительно поговорить с Дэлглишем, у него на это уже не оставалось времени. На светофоре зажегся зеленый свет. Ни один пешеход, видя, что на Парламент-сквер зеленый свет горит для него, не стал бы колебаться ни секунды. Бероун удрученно взглянул на Дэлглиша, словно говоря: «Видите, даже светофор против меня», и быстро пошел через площадь. Дэлглиш смотрел, как он пересекает Бридж-стрит, отвечает на приветствие постового полицейского при входе и исчезает в Нью-Пэлис-Ярде. Встреча оказалась краткой и безрезультатной. Дэлглишу казалось, что Бероуна тайно мучает неприятность более серьезная, чем анонимные письма. Он развернулся и пошел по направлению к Скотленд-Ярду, убеждая себя в том, что если Бероун захочет поговорить с ним с глазу на глаз, то сам найдет для этого подходящее время.
Но время это так и не настало. Неделю спустя, возвращаясь из Брамсхилла, Дэлглиш включил радио в машине и услышал сообщение об уходе Бероуна в отставку с министерского поста. |