И сейчас мать совершила чудо — спасла Машу. Прекрасно было сознавать, что когда-то она казалась ему могучей не только оттого, что сам он был мал…
Позже, когда Маша заснула, Екатерина Матвеевна стала рассказывать по порядку, как вытащила ее из беды. Оказалось, что и вчера и позавчера мать ходила в безлюдном месте вдоль высокого забора гетто, над которым была натянута колючая проволока, и бросала через этот забор камешки, щепочки, обернутые в коротенькие записки. Екатерина Матвеевна обращалась к доктору, вылечившему в день прихода немцев Волин зуб, просто к тем, кто случайно поднял бы записку. Она просила их, если они знали или видели девочку Машу, попавшую в гетто на днях, привести ее в такой-то час к тому месту у забора, где под ним пролегает водосточная канавка.
В назначенный час Екатерина Матвеевна ходила туда вчера, отправилась и сегодня. Сквозь забор она услышала голос доктора: «Пришли?..» И сразу за тем: «Живее, живее, живее!» Маша с трудом протиснулась по узенькой, неглубокой канавке, Екатерина Матвеевна схватила ее за плечи и вытащила, как репку. За нею пытался пролезть докторов мальчик, но канавка под оградой оказалась узка для его плеч. Он сказал:
— Маша, не уходите. Я еще раз попробую…
Но у него опять ничего не вышло: голова просовывалась, а плечи — нет.
Доктор сквозь забор отрывисто поторопил:
— Не задерживайтесь, не задерживайтесь, прощайте!..
И Екатерина Матвеевна, завернув Машу в платок, унесла ее домой.
Когда мать, закончив рассказ, смолкла, Воля увидел, как Маша, казавшаяся до этой минуты спящей, рывком приподнялась на постели.
— Тетя Катя, а мы за ним завтра пойдем, за Борей?.. — быстро, тревожно спросила она.
Тетя Катя долго не отвечала, а Маша глядела на нее терпеливо, как бы зная, что бывают случаи, когда надо подумать.
Потом она спросила еще раз и опять долго ждала ответа. Но тетя Катя сказала лишь:
— Ты что это?.. Ночью надо спать.
* * *
Лишь на другой день все разом спохватились: Маше нельзя, просто опасно тут оставаться, ведь немцы, если обнаружат ее исчезновение, прежде всего придут сюда.
Принялись торопливо решать, у кого бы спрятать Машу понадежнее. Перебирали одну за другой знакомые семьи, людей, которых знали не один год, но каждый раз что-нибудь не подходило: кто был у немцев на подозрении, кто арестован ими; тот погиб, а этот успел бежать из города перед самым вступлением врага.
— Может, все-таки к Леониду Витальевичу? — неуверенно спросила Екатерина Матвеевна.
— Исключается, — покачал головой Бабинец. — Он же ее к бургомистру выручать ходил. Если ее хватятся, у него в первую очередь и пошарят.
— Тетя Катя, а тетя Катя, — легонько потеребила Екатерину Матвеевну Маша, — идти?..
— Идти, маленькая, конечно, — отозвалась Екатерина Матвеевна. — Только вот — куда?
И пока тетя Катя раздумывала куда, Маша потихоньку собирала свои вещи, которым так обрадовалась утром. Вчера она о них и не вспомнила, а сегодня, едва проснувшись, обнаружила, что все цело: и кукла, и фотографии, которые бабушка, прощаясь, дала дяде Жене, и подушка с одеялом, до сих пор чуть-чуть пахнувшие домом, той квартирой, которую Воля не смог нарисовать… Только вот котенка, того, что она велела кормить Кольке, не было, куда-то он делся.
Маша спросила о нем у Воли — шепотом, чтобы не мешать разговору старших, — и Воля виновато ответил ей, что, наверно, котенка нечаянно выпустили на улицу, он где-нибудь поблизости гуляет.
— Я к нему но очень привыкла, — сказала Маша, словно бы утешая себя. — Пусть он гуляет где-нибудь… Я все равно ведь не буду здесь жить. |