– Они жутко устали, совсем без сил. А завтра в школу.

Я согласно кивнул, хотя не имел ни малейшего представления о том, когда дети должны ложиться спать. Лора взяла у меня плащ и проводила в гостиную.

– Хочешь чаю или кофе? А может, выпить?

– Кофе, спасибо.

Она ушла. Я сел на диван и огляделся. Субейра жили в скромной четырехкомнатной квартире у ворот Венсен, в одном из кирпичных домов, возведенных в Париже по плану массовой застройки. Они ее купили сразу после женитьбы, для чего взяли кучу кредитов. Все здесь было дешевым: хлипкий паркет, мебель из ДСП, грошовые безделушки… Приглушенно работал телевизор.

Об этой квартире Люк мог бы сказать как о своей женитьбе: «Побыстрее уладить это дело и поскорее о нем забыть». В сущности, ему было безразлично, где жить. Живи он один, его жилище было бы похоже на мое: без мебели, без всего личного. Оба мы были безразличны к житейским благам, в особенности к буржуазному комфорту. Но Люк внешне следовал правилам игры. Квартира в Париже, загородный дом…

Вернулась Лора с подносом, на котором стояла стеклянная кофеварка, две фарфоровые чашки, сахарница и вазочка с печеньем. Казалось, она двигалась из последних сил. Ее длинное лицо, из‑за серых кудряшек казавшееся еще уже, было напряженным и усталым.

В тысячный разя задал себе все тот же вопрос: почему Люк женился на этой невзрачной глуповатой женщине, подруге детства из его родного села? Она была медсестрой и разговаривала, с трудом подбирая слова. Мне вспомнилась сальность, которую Люк частенько отпускал в ее адрес: «только миссионерская поза, без вариантов». Стало гадко.

Она села на табурет напротив меня. Нас разделял только низенький столик. Я подумал: на что теперь будут жить Лора и девочки? Надо будет выяснить, какое пособие получают жены полицейских, покончивших с собой. Но сейчас был неподходящий момент для обсуждения материальных вопросов. После нескольких банальных фраз о состоянии Люка Лора заявила:

– Я устраиваю для Люка мессу.

– Что? Но ведь Люк не…

– Я не о том. Я подумала…

Она замялась. Медленно потерла ладони.

– Я хотела собрать всех его друзей. Чтобы все объединились. Чтобы это был общий порыв…

– Ты хочешь сказать – призыв к Богу?

Лора не была верующей – полная противоположность Люку. И мне не понравилась эта идея с призывом, обыкновенным сигналом SOS, направленным в Небеса. В наши дни о Боге вспоминают только по случаю знаменательных событий: крестин, женитьбы, похорон…

– Речь идет не только о религиозной стороне, – продолжала она. – Я много читала о коме. Считается, что окружение больного может сыграть положительную роль. Были случаи, когда люди выходили из комы только благодаря тому, что с ними разговаривали и окружали атмосферой любви.

– И что же?

– Я хотела бы собрать его друзей. Чтобы создать сгусток энергии, понимаешь? Силу, которую Люк мог бы почувствовать.

Прямо как в «New Age». Я сухо спросил:

– В какой церкви это будет происходить?

– Святой Бернадетты. Это в двух шагах отсюда. Люк обычно туда и ходил.

Я знал эту часовню, расположенную на проспекте Порт‑де‑Венсен. Что‑то вроде полуподвального бункера. Сейчас ею управляла тамильская община. Несколько лет назад, когда я еще служил в Отделе по борьбе с проституцией и сутенерством, прежнем Отделе нравов, я молился там на рассвете после прочесывания кольцевых бульваров, наводненных проститутками. Я сказал:

– Глава прихода никогда на такое не согласится.

– Почему?

– После того что сделал Люк, это исключено.

Она с горечью усмехнулась:

– Опять ваши дурацкие принципы? Но ты же сам сказал: Люк еще не умер.