– Что сир Лукас?

– Мертв. Вы в этом сомневались? Дунк сомневался во многом, но только не в этом. Он помнил, как обмяк Длинный Дюйм на дне.

– Эг, яйцо. Где он?

– Это хорошо, что вам хочется есть, но сон вам сейчас нужнее.

– Эг – мой оруженосец…

– Вот как? Храбрый паренек и сильный, хотя с виду не скажешь. Это он вытащил вас из ручья, и помог снять с вас доспехи, и доехал с вами в повозке до самого замка. Здесь он не сомкнул глаз и сидел рядом с вами с вашим мечом на коленях, опасаясь, как бы кто‑нибудь вас не обидел. Даже ко мне он относился с подозрением и заставлял пробовать все лекарства, которые я вам давал. Странный мальчик, но преданный.

– Где он теперь?

– Сир Юстас попросил его прислуживать на свадебном пиру. Больше людей Осгри в замке нет, и отказать было никак нельзя.

– Свадебный пир?

– Конечно, откуда же вам знать. После вашего поединка Оплот и Холодный Ров помирились. Леди Роанна попросила у сира Юстаса разрешения навестить могилу Аддама, и он позволил. Он преклонила колени у ежевичника и расплакалась, и он был так тронут, что стал ее утешать. Они проговорили всю ночь, вспоминая Аддама и лорда Вимана – ведь отец миледи и сир Юстас были закадычными друзьями до самого мятежа. Нынче утром наш добрый септон Сефтон сочетал его милость и миледи браком. Теперь Юстас Осгри – лорд Холодного Рва, и его клетчатый лев развевается на всех стенах и башнях наряду с пауком.

Мир вокруг Дунка начал медленно вращаться. «Это из‑за питья. Он меня усыпил». Он закрыл глаза, и боль покинула его тело. Он слышал перебранку воронов, собственное дыхание и еще какой‑то шум – мерный, тяжелый, странно успокаивающий.

– Что это за звук? – пробормотал он сонно.

– Это? Да просто дождь.

Он увидел ее только в день отъезда.

– Это безумие, сир, – причитал септон Сефтон, пока Дунк ковылял через двор, опираясь на костыль и покачивая ногой в лубке. – Мейстер Серрик говорит, что вы еще и наполовину не поправились, а тут еще этот дождь… вы Простынете, раз уж утонуть вам не суждено. Дождитесь хотя бы хорошей погоды.

– Может, он теперь годами лить будет. – Дунк был благодарен толстяку – тот навещал его почти ежедневно и молился только для порядка, посвящая прочее время разным историям и сплетням. Дунк привык к его веселому обществу и живому, образному языку, но это ничего не меняло. – Мне надо ехать.

Дождь все это время хлестал их тысячью серых плетей. Он уже насквозь промочил плащ, подаренный сиром Юстасом, с отделкой из золотых и зеленых шахматных клеток. На прощанье сир Юстас прямо‑таки навязал его Дунку. «За ваше мужество, сир, и вашу верную службу». Плащ на плече скрепляла пряжка, тоже дареная – паук из слоновой кости, с серебряными ногами и россыпью дробленых гранатов на спине.

– Надеюсь, вам не придет в голову охотиться за Беннисом, – продолжал септон. – Вы так побиты, что вам лучше ни с кем не ссориться.

Беннис, проклятый Беннис. Пока Дунк дрался на середине ручья, он связал Сэма с женой, ограбил Оплот дочиста и сбежал с кучей свечей, одежды, оружия, с серебряной чашей Осгри и горсткой монет, которую старик прятал у себя в горнице за полуистлевшим гобеленом. Дунк надеялся, что когда‑нибудь еще встретится с сиром Беннисом Бурый Щит.

– Беннис подождет.

– Куда же вы собираетесь? – Септон пыхтел, не поспевая даже за хромающим Дунком.

– На Светлый остров. В Харренхолл. На Трезубец. Межи есть повсюду. Мне, к примеру, всегда хотелось взглянуть на Стену.

– На Стену?! Вы меня ужасаете, сир Дункан! – Септон застыл под дождем посреди двора, простирая руки.