|
Вы только видите сходства между своими камнями и теми или иными предметами в окружающем мире, тогда как камни, украшающие меня – мои замечательные и прелестные три рубина, – не просто похожи на заходящее солнце. Мои камни впитали в себя всю краску, а вслед за тем и всю красоту заката. Когда-то они были просто серыми, но однажды увидев, как солнце покидает небеса и заходит за горизонт, мои камни не смогли больше оставаться собой, а буквально впитали в себя этот ярко-красный цвет. Потому теперь именно рубин следует признать самым красивым в ювелирном магазине.
– Ну уж нет! – в один голос сказали два браслета, золотой и серебряный. Кстати говоря, браслеты эти не были друзьями, скорее даже – наоборот. Потому сказав одновременно одну и ту же фразу, браслеты посмотрели друг на друга так, как смотрят друг на друга две собаки, нашедшие один кусок мяса и вцепившиеся в него с разных сторон. – В таком случае, – заметил золотой браслет, – уверяю всех присутствующих, что для подлинной красоты и не нужно никаких камней… Серебряный браслет кивнул, поддерживая такое начало разговора. – Если уж, – продолжал золотой браслет, – измерять красоту по тому, кто чего отразил, то самым красивым будет золото, созданное отражением того солнца, которое находится в зените… – Ничего подобного, – перебил золотого браслета его серебряный коллега. – Самым красивым на данном основании не только может, но и должно быть признано серебро. Ибо серебро впитало в себя свет луны. А всякий скажет вам, что луна прекраснее солнца. И не важно, какого солнца – закатного или зенитного. Что-то вон влюбленные предпочитают сидеть при луне, а не при солнце. Да и кто будет на солнце смотреть – ослепнуть же можно, а на луну смотри сколько хочешь и ничего дурного не будет… Тут уже в спор стали встревать и все прочие изделия, лежащие в витрине, а я стоял и смотрел на эти творения природы и рук человеческих, смотрел и думал, сколь все-таки мелки бывают предметы споров – мелки перед величием Вселенной. Вон, мрамор, из которого сделана витрина, не вмешивается в спор, молчит себе, размышляет о чем-то. А знаете, почему молчит мрамор? Потому, что знает одну вещь: все эти ювелирные изделия бахвалятся мнимой красотой, красотой искусственной, тогда как он, только он, только мрамор – подлинный, настоящий. Ибо он, мрамор, плоть от плоти земля. Но разве вслух об этом говорят?
Потери
Доводилось ли вам что-нибудь терять? Уверен, что доводилось, и не раз. И, согласитесь, ощущение не из приятных. Ладно еще, когда что-то свое теряешь – погорюешь, посетуешь, да утешишься по совету классика: дескать, как же повезло тому, кто найдет. Но это если теряешь свое. А если случается так, что теряешь чужое? Тут уж не до шуток и не до утешений самого себя мыслями классика. А только тогда и делаешь, что размышляешь, как же сказать о потере, как загладить вину, как извиниться… Сам я, видимо, так устроен, что никаких предметов мне доверять нельзя – ни ценных, ни неценных, ни дорогих, ни дешевых, ни больших, ни маленьких, ни круглых, ни квадратных, ни красных, ни зеленых, ни простых, ни сложных – никаких предметов доверять мне нельзя. Те же товарищи мои или родственники, которые все-таки имеют неосторожность попросить меня сохранить для них хоть что-нибудь, те сами в итоге раскаиваются. Почему? Я думал, что вы уже поняли. Но для тех, кто не понял, поясню: доверенные мне предметы теряются; одни теряются тут же, другие через час, третьи через день, некоторые выдерживают три дня, но в итоге все равно теряются. И чего я только не делал, чтобы предметы – особенно чужие, особенно доверенные мне кем-то – не терялись: и привязывал их к себе веревкой, и не спускал с них глаз, и запирал в бабушкин сундук, а ключ сжимал в кулаке… Но все было бесполезно, потому что, несмотря на все мои старания, предметы все равно терялись. |
