Горячая страсть, которую он пробуждал в этой внешне сдержанной и холодной женщине, настолько возбуждала, что он уже и не помнил о причине, заставившей его поджидать ее и быть таким настойчивым, добиваясь поцелуя. Она была ему нужна, он все еще желал ее, так же сильно и отчаянно, как раньше. Ему было трудно сдерживаться в силу своего взрывного темперамента, она доводила его до безумия, и если бы они были сейчас одни, то он немедленно овладел бы ею. И будь что будет, потому что последствия такого поступка могли быть самыми неожиданными. Он сразу почти потерял голову. Она была так податлива и так нежна, она хотела его так же пылко, как и он ее. То, о чем он так долго мечтал, сбылось. Он получил ответы на свои вопросы, не надо больше сомневаться и пытать ее.
Он оторвался от нее, отстранился немного и внимательно заглянул ей в лицо. В ее глазах читалось колебание, она боролась, выбирая между благоразумием и страстью. Но кто может оставаться в такие моменты равнодушным, пытаться остановить кипящую лаву вулкана, опасную разрушительную силу урагана?
Огромными настороженными глазами, тяжело дыша, она смотрела на него, и в ее взгляде был вопрос, который он так хорошо помнил. Да, он помнил все: длинные ночи, которые он проводил в ее постели. Торопливые послеобеденные часы вместе. Или ленивые утра. Она именно так смотрела на него перед тем, как они занимались любовью.
И в ответ в нем вспыхивало и разливалось по телу горячее ответное желание. Ему было так трудно сейчас устоять перед ним. Но он отступил подальше, так что теперь они не касались друг друга.
— Что-то изменилось, — сказал он, — а что-то осталось прежним, — повернулся и пошел прочь.
Стараясь привести в порядок дыхание, она готовилась к первой подаче. Ее нервы были напряжены, но не потому, что на нее сейчас были устремлены тысячи глаз. Она чувствовала на себе взгляд только одной пары — темно-серые, внимательные, они неотрывно следили за ней, и она ощущала их влияние на расстоянии семидесяти восьми футов.
Стейси Кингстон, двадцатилетняя новая звездочка на небосклоне мирового тенниса, появившаяся там два года назад, имела все необходимое для этой профессии: талант, энергию, силу, драйв — все это сочеталось с волей побеждать. Эшер прекрасно понимала опасность поражения при первой же встрече с такой соперницей. Она готовилась подавать. На грунте она чувствовала себя достаточно уверенно.
Она знала, как важно усмирить волнение, заглушить сомнения, поэтому продолжала готовиться, делая глубокие вдох-выдох, сжимая в руке маленький белый мячик. Мелькнула мысль об испытании огнем. Если она выиграет именно здесь, где ни разу не выигрывала, выиграет после трех лет, в течение которых она не участвовала в соревнованиях, она пройдет это испытание. Рим, кажется, всегда будет поворотной точкой в ее судьбе.
Сделав над собой усилие, Эшер отключила мысли о прошлом и будущем и сосредоточилась на подаче. Подбросив мяч, замахнулась, и от силы, вложенной в удар, у нее вырвался шумный свистящий выдох.
Кингстон играла в наступательный, агрессивный теннис. Несмотря на молодость, она была уже опытным и продумывающим до мелочей слабости противника игроком. Конечно, она знала о своем преимуществе, играя на грунте, и собиралась это использовать в полной мере. Поэтому с самого начала заставила соперницу метаться по площадке. Эшер чувствовала, что не успевает к мячу, грунт гасил ее скорость, и это ее выбивало из равновесия, раздражало, она начинала терять преимущество первой подачи. А соперница старалась ее подавить, заставляя то перемещаться к задней линии, то бежать к сетке. Понимание, что непростительно проигрывает Кингстон на своей подаче, действовало угнетающе. Но Эшер продолжала судорожно метаться, потому что мяч не давался ей — он или перелетал через голову, и она не успевала взять его, или, наоборот, лениво перекатывался и падал прямо у сетки, когда она ждала его у задней линии. |