Облокотившись о серо-белые "Жигули"-восьмерку, стоял оранжево-голубой волосатый плейбой Роман Казарян и смотрел вверх.

– Что свистишь? – приструнил его Алик и пригласил: – Поднимайся.

– Чего я у тебя не видел? А тут заведение, в котором я никогда не был. Спускайтесь, обновим "Привал странников".

– Там не подают, – сказал Смирнов.

– А вы наше с собой прихватите. Надеюсь, наше-то у вас есть?

– Ты за рулем, – напомнил благоразумный Смирнов.

– Разоримся, – заметил Алик.

– Не твоя забота. Я сегодня богатый. – Казарян приложил руку к сердцу и к карману, где хранил богатство.

– Обожди малость, штаны надену, – сдался наконец Алик.

Смирнов, Казарян и Алик (в штанах) вошли в кооперативное кафе "Привал странников". С улыбкой на устах их встречал усатый здоровенный официант.

– Добро пожаловать! – возликовал он.

– Я тебя знаю, – сказал ему Казарян. – Ты бармен из "Космоса". Здесь что, выгоднее?

– А я – здесь и там, – охотно объяснил официант. – Там день отдежурю и на два – сюда.

– Значит, выгодно и здесь, и там, – понял Казарян и приказал: Устраивай-ка нас.

– Прошу.

Он просил их в зал. Они туда и последовали. Старинной обнаженной кладки кирпичные стены, пол из тяжелых мореных досок, двумя сводами синий с золотыми звездами потолок.

– Красиво как! – оценил интерьер Смирнов, усаживаясь за деревянный стол (в тон полу). – Вот что значит старина!

Казарян, который уже уселся, потыкал пальцем в стену. Кирпич прогибался под пальцем.

– Старина эта хлорвиниловая. Производство отдела декоративно-технических сооружений киностудии "Мосфильм". А ничего, смотрится!

– И все остальное – такая же липа? – спросил Алик.

– Зачем же? По полу – ходить, за столом – сидеть, на эстраде – петь. Надо полагать, все из настоящих досок. Так, работник сферы обслуживания? потребовал подтверждения Казарян.

– Однозначно, – согласился официант и напомнил: – Жду ваших распоряжений.

– Забыл я, как звать-то тебя, – капризно заявил Казарян.

– Денис.

– Что предложишь нам, Денис?

– Осетрина-фри, свежайшая телятина, жульены грибные, из вырезки, с ветчиной…

– Мило. Тащи все.

– Не съедим, Рома, – испугался Смирнов.

– Не съедим, так слопаем, – решил Казарян. – Тащи.

Алик поставил на стол две бутылки из-под минеральной воды, в которые он предусмотрительно перелил коньяк, и объяснил официанту:

– Мы своей водички с собой принесли, так что рюмочки бы не помешали.

– Будет сделано, – заверил официант и, ничего не записав, удалился. Казарян посмотрел на эстраду, где сиротливо стояло несовременное пианино, и сказал:

– Сыграть вам, что ли, по старой памяти? – и негромко начал отчаянную из Высоцкого:

Где мои семнадцать лет?

На Большом Каретном!

Где мой черный пистолет?

На Большом Каретном!

Допел всю песню, спрыгнул с эстрады, уселся за стол, обеими руками растер лицо.

– Жалеешь, что из МУРа в кино переметнулся? – спросил Смирнов.

– Нет, – ответил Казарян. – Глядя на тебя – нет.

– Зачем ты меня так, Рома? – тихо укорил Смирнов.

– А ты меня зачем так?

– Выпьем, пацаны, – предложил Алик и разлил из черной бутылки по сверкающим рюмкам, которые неизвестно как появились на столе.