— Вот досада! — И папа О-Бакэ заплакал скупыми мужскими слезами. — Снова их взяла. Ну ладно, больше мы ни за что не станем пугать людей, — решительно сказал папа О-Бакэ.

И на другую ночь они не показались людям.

— Безобразие! Верните деньги!

— Верните, верните! — шумели зрители.

— Вот теперь посмотрим, каково вам будет, — сказал папа О-Бакэ, и сразу настроение у него улучшилось.

Но не тут-то было! Ехидно улыбаясь, хозяин рощи сказал:

— Ну, наконец-то о-бакэ устали и улетели из рощи. Теперь можно помаленьку и вырубать деревья.

Глава двенадцатая

Известие из Космического центра о-бакэ

Папа О-Бакэ и мама О-Бакэ, обессиленные, сидели в Дупле. Тут же были О-Бакэ-тян и Чичи. Все так утомились, что не могли и рта раскрыть.

На небе висел тонкий месяц.

«Покажешься людям, а они воспользуются этим и деньги гребут, не покажешься — деревья вырубят. Что же делать?» — думали о-бакэ.

— Нет ничего страшнее человека! — сказал папа О-Бакэ и тяжело вздохнул.

Сколько времени прошло, неведомо, только послышался вдруг слабый, тоненький писк — будто флейта играет: пи-пи-пи!.. Нет, даже тоньше флейты.

— Что это? — вяло спросила мама О-Бакэ и вздрогнула — ей стало почему-то страшно.

Она побелела, как зола, и хотела встать, но тело не слушалось её. И тут раздался тонкий пронзительный голос:

— Говорит Космический центр о-бакэ! Вы забыли о самом важном для японских о-бакэ.

— Кто вы? — спросил, весь дрожа, папа О-Бакэ.

— Космический центр о-бакэ считает, что все японские о-бакэ впали в спячку. Только вы храбро сражаетесь с людьми. Самая важная вещь для о-бакэ — внушение. Внушение, внушение…

Голос умолк, и снова наступила тишина. Все оцепенели.

Вдруг папа О-Бакэ вскочил и пристально уставился в темноту.

— Папа, — дрожащим голосом спросила мама О-Бакэ, — кто это был? Ты слышишь, папа?

Но папа О-Бакэ молчал. Он думал.

О-Бакэ-тян и Чичн незаметно переглянулись.

Папа О-Бакэ молчал долго, потом сказал:

— Понятно.

Все в недоумении уставились на него.

— Мы — особые о-бакэ. Не из тех, что превращаются в чудища или сверкают, как огненные шары. Всё это пустяки. Мы из тех о-бакэ, которые внушают людям свои мысли. И мы забыли об этом.

Папа говорил совсем тихо, и все молчали.

— Ну и что же нам делать? — спросила мама О-Бакэ.

— Ничего. Только оставьте меня одного.

Папа О-Бакэ поднял занавес, сплетённый из паутинок, и медленно удалился в дальние покои.

В роще стало тихо и спокойно. Никто их не тревожил.

Не приходили зеваки подивиться на о-бакэ, не появлялся хвастливый толстый хозяин. Дубы и буки сбросили свои разноцветные листья, будто выкованные из золота и меди.

А папа О-Бакэ всё сидел один в дальних покоях дупла.

Мама О-Бакэ ничего не понимала. И чтобы отвлечься, занялась хозяйством: собирала маленькие грибы и бросала их в горшок, выжимала сок из красных плодов шиповника, вязала из паутинок стаканы.

О-Бакэ-тян, посоветовавшись с Чичи, решил, что им надо слетать к художнице. Они легко выпорхнули из дупла и полетели по тёмному небу.

Подлетев к дому художницы, они тихонько проскользнули в оконную щель, и О-Бакэ-тян, стараясь говорить как можно глуше и страшнее, произнёс:

— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!

— А! Это ты, О-Бакэ-тян! — сказала художница, выйдя из комнаты.