Донато задохнулся негодованием, так что даже выпитое успокоиться не помогло. Дрожа всем телом, он встал на коротких ножках, которые все стремились согнуться или разъехаться, и ударил себя кулачком в грудь.

— Я предлагаю инкуба вызвать, а вы вообще ничего не хотите предлагать! Ик!

— Уууууууу, — в голос протянули двое других. — А что… вариант!

— Нет. — Ответила Олимпия, и амур с досады плюхнулся назад. — Нет и нет, нельзя так, ни в коем случае!

— И что в этом плохого? — возмутились заговорщики.

— Нельзя!

— Ладно. — Поднял зеленые руки господин Соорский. — Мы просто дискредитируем Галю. А чтобы не было желания проверить наличие жертвенности, аннулируем лицензию лешего. Себастьян это сделает.

Демон кивнул.

— И прощайте традиционные обряды! Галю не допустят к исполнению последнего! — завершил амур Донато, громко икнув.

Водная демонесса перестала метаться из угла в угол, но согласия своего еще не дала. В диалог решил вклиниться немногословный Себастья. Демон размеренно и четко произнес:

— Другим жертвенницам не будет так везти, как Гале. К тому же Люциус пару сотен лет назад искал пропитание для щенка, и оказалось, что обитателей миров с 10 по 100 он попросту ест. А значит подружиться с ним ни Ульрима, ни Эва не успеют.

— Перекусит жертвенницами и все на том, — потирая ладони, воскликнул Вестерион, — жаль, Гали там не будет.

Олимпия нерешительно переспросила:

— Инкуба? — и трое ее заговорщиков согласно кивнули. — Хорошо, но его выбираю я.

— Как пожелает водная царица. — Расплылся в улыбке Амур и, положив голову на подлокотник, громко захрапел.

* * *

Темный Повелитель, снедаемый чувством «что-то не так», бродил по кругу в своем тайном кабинете. Два из трех традиционных обрядов выполнены. Пора пить вино и разбивать кубки о головы собутыльников.

— Скоро, совсем скоро Вайолетт станет моей! — прошептал Люциус, приободряя себя, и нахмурился. Счастье странным образом смешивалось с досадой, суть которой он все еще не мог понять. Как ложка дегтя эта горечь портила бочку меда, точнее, море меда, которое его накрывало вслед за воспоминаньями о прекрасной Вайолетт — принцессе, чья невинность неоспорима, а поцелуи слишком профессиональны, да и прикосновения отнюдь не скромны. В отношении другой девицы он бы с уверенностью сказал — дева знает в ласке толк.

Но разве можно так сказать о ней?

Люциус безоглядно верил в ее чувства и в то же время не мог отделаться от странной тревоги и горечи, смешанной с тоской. Словно получил то, о чем мечтал или почти получил, но дефекты в желанном уже отметил.

Как можно правителю не думать о народе, как можно было подвергнуть собственную страну снежной пытке в середине теплого сезона? Она могла, и он повелся и позволил…

Как говорят в мире Гали: «сославшись на права потребителя, верни товар продавцу». Но разве можно эту грубость применять к Вайолетт. К той, что дарована судьбой. К той, которую он удержать должен вопреки всему и вся, если желает быть счастлив. Нет! К ней — нет, но к ее отзывчивости, чувствам, искренности эта грубое выражение от чего-то само собой липнет.

— Черт! — чертыхнулся Темный Повелитель, вторя Галиной привычке, и сам не заметил, как вызвал Нардо.

— Слушаю Вас, Ваше Величество. — Приспешник почтительно склонился.

— Ты тут… извини, я жертвенницу Галю вспомнил.

— К слову, о Гале, — Нардо улыбнулся впервые после утреннего инцидента, — разрешите, я по окончанию обрядов ею Цербера покормлю.