Тем не менее его отрывистое «все, пошли», когда Фил в очередной раз взглянул на часы, заставило ее недоуменно захлопать глазами.
— Ты не хочешь допить кофе? — спросила она.
— Что? А, нет… Я вижу, как ты устала.
Весь вечер Фил пребывал в странном настроении, нервничал и избегал смотреть на нее. Но Грейс слишком устала, чтобы спрашивать у него, что стряслось. Она просто позволила отвести себя на стоянку, а затем усадить в машину.
Когда подъехали к ее дому, Грейс спросила, не хочет ли он зайти. Но, к ее удивлению, Фил отрицательно покачал головой.
Услышав, как отъехала машина кузена, Грейс решила немедленно отправиться в постель.
Войдя в ванную, она смыла косметику, приняла душ, а потом, раздетая, вернулась в темную спальню, которую настолько хорошо знала, что свет включать было ни к чему.
Грейс практически спала на ходу, когда откидывала покрывало и сворачивалась клубочком на своей манящей ко сну королевской кровати. Кровать эта занимала почти всю комнату, и на ее покупке — в качестве подарка на новоселье — настоял вредный Фил. В ней никто никогда не спал, кроме нее… Хотя совершенно определенно кто-то спал сейчас!
Кто-то, кого она узнала бы везде, даже не видя лица. Она узнала бы его по одному только запаху, по странной дрожи, которую ощущала всякий раз в его присутствии.
Кен! Это был Кен, лежащий в ее постели! Нет, это просто невозможно! Она сошла с ума. Ей снится сон… у нее галлюцинации!
— А-ах! — задохнулась Грейс, когда пара в высшей степени реальных теплых рук сомкнулась вокруг нее. — Кен, — прошептала она, ее голос едва пробился через радужное многоцветие ощущений, которые Грейс сейчас испытывала.
— Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — услышала она низкий, требовательный голос Кена. — Я с ума по тебе схожу! Я безумно, безрассудно, безнадежно и навсегда влюблен в тебя! Я думал, это ты не любишь меня. Но, наверное, не зря говорят, что беременность лишает женщину способности рассуждать логично…
— Кен! — запротестовала Грейс еще более слабым голосом. Она не могла взять в толк, что происходит и, что еще важнее, почему так получилось. — Как?.. Что?.. — начала она, но Кен не настроен был отвечать на вопросы.
Он осыпал легчайшими и нежнейшими поцелуями ее подбородок, шею, плечи. Он шептал ей на ухо слова любви и восхищения. Он ласково гладил ее пока еще плоский живот. Голос Кена становился все грубее и прерывистее от переполняющих его эмоций.
— Как ты могла подумать, что я не хочу нашего ребенка, Грейс? — с мукой прохрипел он.
Она пыталась что-то ответить, но его настойчивые ищущие губы помешали ей это сделать. Да и что значили вопросы, слова, когда было это, и был Кен, и этот чудесный маленький мирок любви и нежности, который они создавали для себя?
— Когда мы впервые встретились, ты украдкой пробралась в мой номер и в мое сердце, — сказал Кен, благоговейно касаясь ее нежными руками, проводя ими по всей длине ее тела, а затем долго и упоительно целовал в губы. — И с тех пор ни на день, ни на час я не переставал всем моим существом стремиться к тебе, — простонал он. — Ни на минуту не переставала меня мучить и терзать любовь к тебе!
Грейс и видела, и ощущала, как велико его желание слиться с ней.
— Теперь настала моя очередь, — сказал Кен. — Благодаря Филу я проник в твою постель и предупреждаю тебя, Грейс, что не намерен ее покидать до тех пор, пока не проникну и в твое сердце и не услышу из твоих собственных уст, что ты позволяешь мне остаться там, в твоем сердце, в твоей жизни, в жизни нашего ребенка — навсегда!
— Навсегда, — шепотом повторила за ним Грейс, прикасаясь к его щеке и ощущая ладонью влагу, которая выдавала силу его чувств. |