Ассистентки проекта напоминали Джин группу усердных преподавательниц перед поднятием занавеса: они переговаривались друг с другом тихими голосами, проверяли и перепроверяли свою аппаратуру слежения и, время от времени, Бада, своего подопечного. Зеб, зоолог из Лондона, слушал журналиста с Маврикия, рассказывавшего о программе по сохранению дикой природы на Большом острове, которая предусматривала «полное спасение близких к исчезновению розовых голубей и длиннохвостых попугаев». Но Джин обнаружила, что ее не трогают судьбы этих других птиц, несмотря на их равно драматичную убыль и возрождение, а также их более очевидную привлекательность, яркий окрас крыльев. Пустельги больше походили на нее: эти относительно малоподвижные и одинокие существа, у которых даже грудное оперение было покрыто пятнышками, напоминавшими веснушки. Нет, все ее чувства были направлены на этого малыша, как будто он доводился ей родственником; что ж, так оно и было, каким бы неперспективным он ни казался.

Джин вспомнила, что сегодня у нее день рождения. Глядя на Бада, на принца, заточенного в клетку, она впервые задалась вопросом, на самом ли деле это искусственное возрождение так уж хорошо, как все предполагают. Они были красивы, эти маленькие соколы, и, конечно же, она знала все аргументы в пользу восстановления их поголовья. Но, может быть, если они неспособны восстановиться самостоятельно, им следовало дать вымереть, подобно нелетающим додо на Маврикии? Другие-то выжили, несмотря на ДДТ и утрату естественной среды обитания, — например, люди. Борьба за выживание делает тебя сильнее. Или же всегда будет продолжаться кормление заранее умерщвленными мышами? Наряду со сбором яиц, искусственной инкубацией и искусственным натаскиванием, воспитанием и вскармливанием, а также защитой от хищников?

Она подумала о Вик и Викраме, начинающих совместную жизнь, и о том, какое неоспоримое счастье они, должно быть, испытывают из-за того, что все ложится на свои места, а окончания этого не предвидится.

Опять Ларкин — он видел их бесконечно скользящими по склону, «подобно птицам, дерзким и свободным». Найдет ли себе Бад подходящую пару, когда спустится по длинному склону? Их, как ей было известно, привлекают наиболее перспективные производители, но при малых или незаметных различиях, при отсутствии какого-либо параметра, который был бы подобен соотношению между окружностями бедер и талии, которым бы они руководствовались, — как им разобраться, кто бы это мог быть? Бад был таким маленьким игроком, он нарушал все каноны — так кто же поджидал его там, на свободе? Возможно, другая пустельга, а возможно, и подвергающийся большой опасности розовый голубь. И она недоумевала, каким образом ей когда-либо удастся загладить все то, что она натворила. Ее колонка и даже в большей степени статья о выживании видов казались ей абстрактными как никогда.

Наконец появился великий человек: Брюс МакГи, создатель проекта, выглядевший более ветхозаветным, чем когда-либо, со своими кустистыми бачками и волосками на ушах, похожими на не сдутый с одуванчиков пух. Как удачно для спасателя биологического вида, подумала Джин, что он напоминает Бога, каким воображаешь его в раннем детстве: с длинной белой бородой и взглядом, исполненным сурового сожаления, дающим понять, что эпидемии, засухи и паводки удручают его гораздо в большей степени, нежели тебя.

— Приветствую, Брюс, — сказала она самым своим бархатистым, указывающим на принадлежность к серьезной газете голосом, протягивая ему руку.

— Рад видеть вас снова, — сказал он, покачивая ее руку. Он выглядел более серым и поседевшим, чем во время их первой встречи.