Лезут к нам такие чудища, что во сне увидишь — подушкой не отмашешься!
— Вроде тех, что напали на вас с Ульфейей?
— И похуже есть. Заходил летом Подгорный Охотник. Сказал: в лесу появились ящеры.
— Это что-то вроде драконов?
— Того Охотника послушать, так выходит, что опасней. Потому что умные, вроде людей, даже разговаривают. Есть у них сильные колдуны, могут перекинуться в кого угодно, даже в человека. Будет такой ящерок с тобой разговаривать, а ты и не поймешь, что это Подгорная Тварь.
— Да правда ли это? Ты сам видел этих ящеров?
— Врать не буду, не приходилось. И век бы их не видеть! Зато залетали на двор такие… с крыльями, со щупальцами…
— Интересно бы здесь пожить, осмотреться… Но надо спешить домой. У меня дочь до сих пор без имени.
— Ну, ясно-понятно! А уж родня-то как обрадуется! Не просто сын отыскался — чародей вернулся в Клан. Госпожа говорила — охранные чары…
— Да. Еще чувствую чужую магию, даже слабые следы. Это могут многие Дети Клана, но у меня это с детства. Поведу, бывало, вот так ладонями… — Хашуэри вытянул руки перед собой и легко развел в стороны, словно раздвигая высокую траву. Вдруг лицо его утратило беспечность. — Ладонями… Хозяин, а ты знаешь, что на твой двор наложено проклятие?
Ответом было ошарашенное молчание.
— Старое, — рассуждал вслух Хашуэри. — Цепкое. Долго набиралось силы, как зерно, что в земле ждет своего срока, а потом прорастает. Это стряслось года три назад… нет, пять!
— Пять? — призадумался Кринаш. — Это я только-только женился, рабов еще не купил. Кто ж мне так удружить мог? — Он замолк, припоминая, а затем ухмыльнулся. — Ох, не иначе как Гульда порезвилась!
— Гульда?
— Есть такая старая чума. То ли вправду ведьма, то ли просто ищет, чем у дураков поживиться. Где живет — неизвестно. Шляется от деревни к деревне. То пропадет надолго, то вдруг опять ее демоны принесут. И не просит милостыню, а требует, нахально так!
— Странное имя. Какой отец назовет так свою дочь — Дерзкая Речь?
— Во-во, и я думаю, что кличка. И Семейства своего не называет. Мужики ее боятся, как лесного пожара. А меня не запугаешь бабьими угрозами. Нужно тебе что, так попроси учтиво, а не грози, что порчу наведешь! Да и не похожа на нищенку: сама толстая, одежа добротная. Слово за слово — поругались мы… ух, сильна лаяться! Не сдержался, пихнул ее, да сил не рассчитал. Мы на берегу стояли, она в реку и плюхнулась. Выбралась — да как пошла честить меня и все мое хозяйство! Я — за палку. Она заткнулась и убралась.
— Зря смеешься, хозяин. Эти деревенские ведьмы — как старые лисы: много уловок знают. Толковые служанки Хозяйки Зла. Припомни-ка: что она говорила?
Когда-то Кринаш не придал значения угрозам старухи. Но сейчас встревоженно нахмурился, припоминая. Перед глазами встало круглое обрюзгшее лицо, обрамленное седыми патлами. Рот оскалился в злой ухмылке, которая выглядела жутковато: у Гульды не было верхних зубов, кроме двух, которые напоминали клыки вампира.
— Все не упомню. Кричала: «Чтоб у твоего порога сошлись все дороги — и по каждой прикатила неурядица! Чтоб вся твоя жизнь — вбок, да вкривь, да наперекор да под откос!» И еще: «Чтоб на твой двор ворохом валились чужие невзгоды, а ты б замаялся их перебирать!» Вот дура, а? Оно мне надо — в чужие дела лезть!
— Сегодня же влез!
— Ну, сегодня… это ж другое!
Оба замолчали, призадумались. Помрачневшая Дагерта села на крыльцо. Разговор этот ей совсем не нравился. |