- И зачем же ты к нему пошла, можно узнать? - Макс сделал вид, что не услышал последней фразы.

- Да затем же, что и остальные, - уже почти спокойно ответила Оксана.  - Чтобы заняться совершенно безнадежным делом. А именно, попытаться договориться с шантажистом.

- Да, все пытались, - кивнул Вадим. - Только у кого-то нервы не выдержали.

В этот момент открылись двери, двое мужчин в лыжных куртках, оживленно переговариваясь по-немецки, прошли мимо них в ресторан. Вадим посмотрел на часы и присвистнул удивленно: без пяти час. Вроде, только что они вышли из ресторана после завтрака, только что он втащил Макса на мост и привел в гостиницу, только что сели за столик. Что-то случилось со временем. Или с ними. Или со всем мирозданием.

- Что будем делать после обеда? - вполне миролюбиво, даже почти радостно спросила Оксана, словно вынырнула из темного омута и вдохнула полную грудь воздуха. - Может, выйти погулять где-нибудь рядом?

- Твое дело, - равнодушно отозвался Макс, допивая остатки «Бехеровки». - Я намерен дойти до ближайшего лабаза и затариться пойлом. Предлагаю основательно бахнуть. Реальность, братья и сестры, - это иллюзия, вызванная отсутствием в мозгу алкоголя. Миха вон сидит в номере, страдает. Не дело это. Понимаю, неприятно, но надо этим переболеть.

Впрочем, полноценной пьянки, такой, чтобы завить горе веревочкой и хотя бы на время забыть обо всем, не получилось. Наоборот, стало еще хуже.

«Поляну» накрыли на колченогой тумбочке: три бутылки, лимон, ветчина и сыр. И гостиничные рюмки из толстого голубого стекла, которые горничная выдала с величайшей неохотой. Миша сидел на кровати, поджав ноги, и большей частью хмуро молчал, подолгу «грел» рюмку в ладони и все чаще ставил ее обратно почти нетронутой.

- Да брось ты, Миха! - с жестяным, бренчащим оптимизмом пытался подбодрить его Макс. - Ну оказалась баба сукой в ботах. Что уж тут поделаешь. Как говорят, где малина, там и крапива. Все они такие. Просто некоторые похитрее, поэтому и не попадаются. Брось! Помнишь кота Леопольда? Неприятность эту мы переживем. Жизнь-то не кончена. По-твоему выходит, мне и вовсе в петлю лезть надо, так что ли?

Миша все так же молча пожимал плечами, а Вадим вспоминал утреннюю сцену на мосту. Похоже, Макс уговаривал не столько Мишу, сколько себя.

- Ты подумай про Генку! - настаивал Макс, опрокидывая рюмку и спешно закусывая тоненьким ломтиком ветчины. - Вот где ужас-то! Нет, не то, что он нам устроил - тут Бог ему судья. Ты подумай, каково ему было, раз он на такое пошел. Мало того, что боль дикая. У меня дед от рака умер. Так он криком кричал. Представляете, лежит и кричит: «Убейте меня! Убейте меня!» Сделают ему укол, он уснет ненадолго, а потом снова: «Убейте меня! Убейте меня!» И так несколько месяцев. Так вот, даже это не самое ужасное. Самое ужасное - лежать и думать: я умру. Совершенно точно умру. И никакое чудо не поможет. От этого еще и рехнуться можно.

- Мне непонятно другое. - Вадим поставил рюмку на тумбочку и лег, заложив руки за голову. - С чего он взял, что может быть судьей нам? Он что, святой? Или решил, что перед лицом, так сказать, вечности, имеет право раздать всем сестрам по серьгам? Сочетая приятное с полезным.

- Наверно, решил заодно узнать, кто из нас пойдет дальше других, - наконец подал голос Миша. - Между прочим, помните, он сам задавал себе этот вопрос. Ну, в дневнике. Только ответить, похоже, не успел. Слушайте, а давайте поиграем?

- В прятки? Или в салочки? - усмехнулся Макс.

- Нет. Давайте позовем девчонок и сыграем в такую забавную игру. Каждый напишет на бумажке, кого он подозревает, и бросит в коробку. А потом прочитаем.

- А на фига? Что это даст? Если, к примеру, - я уточняю, к примеру! - я убийца, то неужели я напишу себя?

- Да нет, просто интересно.