- Как ты думаешь, что это вдруг с Генкой случилось? - спросила Оксана, когда они присели передохнуть на лавочке под каким-то неведомым хвойным деревом. - Ты что-то спросил про какую-то гору, и он вдруг будто языком подавился.

- Не знаю. Может, у него с ней связаны какие-то мрачные воспоминания. Знаешь, Ксан, не нравится мне все это. Зря мы приехали. Не кончится это добром, помяни мое слово.

Ему вдруг нестерпимо захотелось рассказать ей обо всем, но он сдержался, о чем потом не один раз пожалел.

- Зря не зря, что теперь толку стонать. И каркать тоже. Чем это может кончиться? Переругаемся вконец, только и всего.

- Вы не против прогуляться сегодня самостоятельно? - спросил Генка утром, когда они собрались к завтраку. - У меня организовались кое-какие дела, надо закончить до того, как уедем в горы.

- Дела? В воскресенье? - недоверчиво откликнулся Макс, нисколько не заботясь, чтобы скрыть облегчение. Вчера они с Лорой посетили пару маленьких, но очень миленьких пивных кабачков, после чего жизнь уже не казалось столь ужасной.

- Так уж вышло. Я могу отвезти вас на машине в центр, а обратно вернетесь сами. Я буду здесь где-то после трех. А вечером поедем пить «Праздрой» в одно классное место. Помнишь, Вадик, где Швейк договорился встретиться со своими друзьями в шесть часов вечера после войны?

- «У калиха»?

- Так йо!

Он выгрузил их Целетной улице.

- Ну, кому что? Туда - Старе Мнесто, там мы вчера были. Прямо и налево - Вацлавак, он же - Вацлавская площадь, центральная. А направо - универмаг.

Лида, разумеется, потащила безропотного Мишу за покупками.

- Мы пойдем прошвырнемся по местному Бродвею, - за себя и за Макса решила Лора. - Ну а вы, разумеется, за романтикой? Правильно, у вас же медовый месяц.

Они ходили и ходили. Заглядывали в маленькие, мощеные булыжниками дворики, сворачивали в узкие переулки, где с трудом могли разойтись два человека. Покупали сувениры в крошечных лавочках. Поднялись на галерею Прашны Браны - Пороховой Башни - и долго смотрели вниз, на бесконечные крыши и шпили.

Прага оказалась такой, какою Вадим ее себе представлял, - и не такой. Она была здесь - и ускользала, прячась за флером обманчивой приветливости. Почему-то щемило сердце. Он вдруг почувствовал себя подкидышем, который через много лет нашел свою настоящую семью, пришел в гости, ему вроде бы рады, но... он чужой для них. Чужой... Когда-то давно об этом пытался говорить Генка, но тогда он не понимал его.

- Мне почему-то грустно, - попыталась улыбнуться Оксана, но улыбка получилась какой-то смазанной. - Здесь невероятно красиво. Нереально. Я ни одного такого красивого города не видела. Питер, конечно, само собой, но... это совсем другое. Черт, не знаю, как и сказать, - у нее от волнения выступили слезы, и Вадим обнял ее за плечи. - Это сказка. Но почему-то... страшноватая.

- Конечно, - кивнул Вадим. - Это город мистиков и алхимиков. Особенно их любил король Рудольф, собирал при своем дворе.

- Нет, дело не в мистиках и не в алхимиках. Помнишь, ты вчера сказал, что должно случиться что-то...

- Не надо, Ксана, - он пытался остановить ее, но тщетно.

- Я почему-то чувствую себя здесь такой маленькой-маленькой. Я умру, а Прага останется. Примерно то же самое я чувствую, когда смотрю на звездное небо.

- Ну, это уже глупости! - возмутился Вадим. - Все мы в конце концов умрем. И Прага тоже когда-нибудь исчезнет. Пойдем-ка лучше в цивилизацию, съедим по паре шпикачек с горчичкой.

Они вышли на Вацлавскую площадь и не прошли еще пятидесяти метров, как увидели Генку.

Савченко, сгорбившись и глядя себе под ноги, медленно брел в сторону Национального музея. Вот он остановился, купил мороженое в вафельном рожке, лизнул его пару раз и выбросил в урну.

Вадим с Оксаной, как зачарованные, шли за ним метрах в десяти.