Шорох в кустах вспугнул иллюзию. Воображение мышкой юркнуло в нору здравого смысла, покрывшееся холодной испариной тело прижалась к облицованной камнем стене. В тот же момент на меня рухнуло нечто живое, опасное! Вцепившись когтями в тонкий пуловер, на плече балансировал кот! Котяра, что б тебе пусто было… Обнюхал мою щеку и спрыгнул. Отдышавшись, я достала припасенный пакетик с кормом, присела. Кот урча терся у моих коленей и просительно заглядывая в лицо огромными круглыми глазами. Щекастая плоская мордочка — вот он, преступный самурай!

— Это ты съел валютные жао-жао, гурман? И нагадил в кашпо тети Оксаны? Экий сообразительный котик! — я гладила увлекшегося трапезой бомжа и торопилась успокоить себя: ничего страшного не произошло — оголодавший бродяжка нарушил сигнализацию. А камин? Да не померещился ли мне с перепугу отсвет огня в темном зеве топки? Я ринулась в дом, отыскала «гостиную» и с облегчением вздохнула — никаких углей! В кромешной темноте лишь слабо светилось большое окно.

«— У вас развитое воображение, Помидорина, но есть вы не возьмете за правило его контролировать, однажды можете зайти слишком далеко. — Предостерегала меня преподавательница актерского мастерства, умевшая рыдать и заливаться смехом по команде. — Этак, бесконтрольно, все Джульетты позарезались бы и Дездемон передушили!»

«— А вот и не зарезалась ваша студентка, Изабель Юльевна! И вообще — совсем теперь другой человек!» — выдвинула я бодрое возражение и нащупала выключатель. На мою руку легла холодная перчатка.

— Не надо света! — прошелестел мертвенный голос.

Рот зажала сильная ладонь и мои выпученные от ужаса глаза различили придвинувшееся вплотную лицо Депардье.

— За мной! — сказал он одними губами. И я последовала, как Эвредика за Орфеем, опоенная запахом его парфюма и ужаса.

Не проронив ни слова, мы спустились в специальном лифте в подземный гараж — гулкий и темный, забитый спящими автомобилями. Дверцу одного из них, довольно-таки пижонского, Виктор распахнул передо мной и я рухнула на мягкое сидение.

— Мне следовало вести себя поаккуратней. Простите, Дора…

Я зажмурилась, ловя восторг летучего мгновения. Дора! Он и не подозревал, какое воздействие производит на меня это имя. Вспоминалась не школьная дразнилка «Дора-Помидора», а совсем другой сюжет — пронзенное стрелой сердце на свежей краске подъезда и четыре заветные буквы, оставленные тайным воздыхателем на многие годы. Боже, как манила тогда запретными тайной взрослая любовь, какими искусами был напоен летний воздух… Присутствие Виктора будило во мне самые романтические, инфантильно-юношеские настроения. Похоже, это стало рефлексом.

В смятении я потянула пристяжной ремень и он перехватил мою руку. — Напугал вас, понимаю.

— Мне надо было рассказать… Вы уехали… — лепетала я, как загипнотизированная. Наверно, мои глаза излучали тоску и радость такого накала, что он отпустил мою ладонь, смутился и нарочито закашлялся.

— Только что вернулся… Кхе… Нам пора поговорить серьезно и лучше это сделать тут.