Иногда прогуливаюсь по больнице.

Не знаю, сколько еще таких дней я смогу вытерпеть. Мне кажется я просто не могу как следует переживать свое горе, если он не разделит его со мной.

 Я ненавижу, что как только он проснется (если он проснется), мне с ним, более чем вероятно, придется пройти каждую деталь той ночи.

А все, что я хочу -  это забыть.

- Никогда не смотри в телефон на дороге, Оуэн, - учит он.

- Смотри на дорогу, - добавляет брат с заднего сиденья.

- Пользуйся поворотниками. Держи руки на рулевом колесе правильно. Выключи радио.

Я был абсолютным новичком в вождении автомобиля, и каждое сказанное ими наставление напоминало мне об этом.

Они предупреждали меня обо всем, но главного не сказали.

Удар пришелся с пассажирской стороны в то миг, когда загорелся зеленый свет и я выехал на перекресток. Авария произошла не по моей вине, но если бы я был более опытным, то знал бы, что сначала нужно посмотреть налево и направо, прежде чем двигаться на разрешающий свет светофора.

Мои мать и брат погибли сразу, в момент удара.

Мой отец находится в критическом состоянии.

Я подавлен с того времени, когда это произошло.

Я провожу здесь большинство своих дней и ночей, и чем дольше сижу здесь, ожидая его пробуждения, тем больше накатывает одиночество. Посещения родственников и друзей прекратились. Я не хожу в школу неделями, но это меньшая из моих проблем.

Я просто жду.

Жду, что он шевельнется.

Жду, что он моргнет.

Жду, что он заговорит.

Обычно к концу каждого дня, я настолько измучен тем, что ничего не происходит, что вынужден брать передышку. В первые две недели, вечера были для меня самым трудным временем суток. Главным образом потому, что к концу подходил еще один день, в котором не произошло никаких улучшений.

Но в последнее время, вечера превратились в то, что я по-настоящему жду с нетерпением.

Мне нужно поблагодарить ее за это.

Возможно, ей покажется это смешным, но именно из-за ее любви к тому, кого она посещает, я чувствую себя преисполненным надеждой.

Она приходит и навещает его каждый вечер с пяти до семи. Если не ошибаюсь, его зовут Адам.

Я заметил, что, когда она приходит, другие члены его семьи выходят из комнаты. Я полагаю, Адам просит их об этом, чтобы провести с ней время наедине. Иногда я чувствую себя виноватым, сидя здесь, в коридоре, прислонившись к стене между его дверью и дверью моего отца. Но нет больше такого места, где я мог бы почувствовать то же самое, что чувствую, слушая звук ее голоса.

Его смех слышен только во время ее посещений. И раз уж на то пошло, то и разговаривает он с ней гораздо больше, чем с другими. Я слышал достаточно разговоров в течение последних нескольких недель, доносящихся из его палаты, чтобы понять, какая уготована ему судьба. Поэтому тот факт, что он в состоянии смеяться, находясь рядом с ней, говорит о многом.

Думаю, его неминуемая смерть - еще одна вещь, вселяющая в меня немного надежды. Я знаю, это звучит кошмарно, но мне кажется, Адам и я примерно одного возраста, поэтому, когда я начинаю жалеть себя, то ставлю себя на его место.

Что лучше: находиться на смертном одре, имея в запасе всего несколько недель или оказаться в моем трудном положении?

Бывает, в действительно плохие дни, когда вспоминая, что никогда не увижу брата, я думаю, что лучше оказаться на месте Адама.

Но в моменты, когда я слышу, какие слова она ему говорит, то думаю: мне повезло, что я не на его месте.

Потому что у меня все еще есть шанс быть настолько любимым. И мне жаль Адама, ведь он знает, как сильно она его любит, и знает, что это не продлится долго. Ему, должно быть, очень трудно.

Но также это означает, что ему хватило удачи найти ее, прежде чем его время истекло. Это помогает считать смерть не такой бессмысленной, хоть чуточку.