Подарок сопровождала записка:

"Это фамильное кольцо рода Винтеров. Теперь оно твое, любовь моя". Прекрасные слова заставили мое сердце радостно забиться, но последняя фраза вынудила мою радость слегка померкнуть: "Надень его сегодня вечером. Мама будет ждать этого".

Я надела его на палец, с которого утром сняла обручальное кольцо, и остатки моего радужного настроения полностью улетучились. Раньше оно принадлежало Кристине. И всем остальным женщинам разных поколений семейства Винтер.

Я была недовольна собой. Наверняка все невесты до меня принимали кольцо с огромной радостью, не думая о скелетах, стоящих у них за спиной. Почему мне в голову постоянно лезут подобные печальные мысли?

Но если сегодня вечером это кольцо должно красоваться у меня на пальце, мне следовало тщательнее продумать свой наряд. Я уже выбрала тяжелое темное платье с золотой вышивкой, которое Отто купил в Стокгольме. Оно было слишком шикарным на мой вкус, но сегодня вечером могло помочь мне держаться достойно. Неожиданно меня охватило желание выглядеть как можно проще. Повинуясь ему, я переоделась в короткое черное платье без рукавов и, кроме кольца, не надела никаких украшений.

Да, я совсем не походила на жену графа и владелицу замка. Если бы я в таком виде появилась в одном из ресторанов Лондона, меня бы встретили одобрительные взгляды. А в Монеборге?

В Монеборге на меня устремились взгляды любопытствующие, критические, враждебные. Даже лицо Отто вытянулось, когда я появилась в дверях. Сам он оделся гораздо строже и элегантней, чем обычно, и я сразу поняла, что он разочарован моим внешним видом. Он пошел мне навстречу, взял меня под руку и почти силой втащил внутрь комнаты.

Я поняла, что он едва сдерживает злость, но она была направлена не на меня, а на группу, стоящую перед камином. Она состояла из его матери в длинном сером платье, высокого светловолосого молодого человека с голубыми глазами, по-видимому его сына Нильса, и девушки — блондинки, которую я уже видела в саду.

Все они смотрели на меня. Я вздернула подбородок, чтобы скрыть свою робость. Уже достаточно трудно быть снохой такой ледяной дамы, как фру Доротея, но перспектива стать мачехой этих двоих молодых людей поистине привела меня в ужас.

Отто представил нас друг другу.

Я протянула им руку, и Нильс с Диной быстро и неохотно пожали ее. В первый момент мне показалось, что Нильс собирается отказаться от этого вежливого жеста. Он даже не сделал попытки скрыть свою враждебность. Скандинавские мужчины всегда казались мне достаточно сдержанными и флегматичными, но ничего похожего не было в дерзком, вызывающем взгляде юноши. Губы его скривились, а светлые глаза смотрели оскорбительно нагло.

Девушка вела себя менее неприязненно, но я видела, что она старается подражать брату. Она выглядела достаточно милой со своей тонкой шейкой и в будущем обещала стать очень хорошенькой. Я не могла понять, как эта элегантная пожилая дама, их бабушка, могла позволить им так отвратительно себя вести.

Хотя ее собственное поведение было не лучше. С прежней надменностью она достаточно безразлично поприветствовала меня и предложила сразу же перейти в столовую, поскольку уже пробило восемь, — намек на то, что я спустилась слишком поздно! Она явно дала указание разговаривать только на моем родном языке, поскольку Дина на хорошем английском сразу же возразила ей:

— Но, бабушка! Дядя Эрик еще не пришел.

— Уже пришел, — послышался голос Эрика, появившегося в дверях.

Он спокойно подошел к нам, погладил Дину по голове, растрепав ей волосы, затем повернулся ко мне. Это был первый доброжелательный взгляд с момента моего приезда в Монеборг, поэтому не надо говорить о том, как мне было приятно.

— Ну, Луиза, вы выглядите вполне поправившейся — Он повернулся к матери и племянникам и пояснил: — Я познакомился с Луизой на пароме, когда ей стало немного нехорошо от качки.