Наблюдая за этой крысой, убегающей от яркого света в тень и дальше, к канализационной решетке, Джулио чувствовал себя так, будто его хороший костюм, сшитая на заказ сорочка и туфли от Бэлли каким-то магическим образом становятся выношенными до дыр джинсами, потрепанной рубашкой и старыми сандалиями. По нему пробежала дрожь, и неожиданно он снова превратился в пятилетнего мальчика, стоящего на пороге душной халупы ярким августовским днем и в ужасе уставившегося на двух крыс, что деловито грызли горло его четырехмесячного брата Эрнесто. Все остальные члены семьи были на улице, сидели группками в тени у пыльной дороги, обмахиваясь от жары. Дети тихо играли и время от времени пили воду, а взрослые освежались пивом, которое по дешевке купили у двух молодых ladrones, накануне удачно ограбивших склад пивного завода. Маленький Джулио попытался закричать, позвать на помощь, но не мог издать ни звука, как будто влажный августовский воздух не давал словам и крику вырваться наружу. Заметив его, крысы нахально повернулись в его сторону и зашипели, и даже когда он кинулся вперед, яростно размахивая руками, они только неохотно попятились, причем одна из них успела укусить мальчика за левую руку. Он закричал и набросился на крыс с еще большей яростью и наконец сумел их прогнать. Джулио продолжал кричать и тогда, когда с залитой солнцем улицы прибежали его мать и старшая сестра Эвелина. Они нашли Джулио отчаянно пытающимся стереть кровь с руки, как будто то было позорное пятно, а его маленького брата мертвым.

У Риза Хагерсторма, который был напарником Вердада достаточно давно и знал о его ужасе перед крысами, хватало такта не упоминать об этом ни намеком, ни в открытую. Чтобы отвлечь Джулио, он положил руку на его хрупкое плечо и сказал:

– Знаешь, дам-ка я Перси пять баксов и скажу, чтобы отваливал. Он к этому не имеет никакого отношения, мы больше из него ничего не выудим, а от его вони меня уже тошнит.

– Валяй, – согласился Джулио. – С меня два пятьдесят.

Пока Риз разбирался с алкашом, Джулио смотрел, как из помойки вытаскивают мертвую женщину. Он старался убедить себя, что она ненастоящая, просто большая тряпичная кукла, а может, это действительно кукла, например, манекен, просто манекен. Но то была неправда. Она выглядела вполне настоящей. Черт, она выглядела слишком настоящей.

Они положили ее на расстеленный на асфальте брезент. Фотограф сделал еще несколько снимков в свете переносных приборов, и Джулио подошел поближе. Мертвая женщина была молодой темноволосой мексиканочкой лет двадцати с небольшим. Несмотря на то, что сделал с ней убийца, несмотря на налипшую грязь и трудолюбивых крыс, не составляло труда догадаться, что она была привлекательной, если не красивой. Она встретила свою смерть в кремовом платье с голубым кантом на воротнике и рукавах и синим поясом и в голубых туфлях на высоких каблуках.

Сейчас на ней была всего одна туфля. Вероятно, вторая осталась в контейнере.

Было что-то невыносимо печальное в ее веселом платьице и одной босой ноге с тщательно накрашенными ногтями.

По указанию Джулио двое полицейских в штатском надели резиновые сапоги, пропитанные пахучим веществом хирургические маски и залезли в контейнер, чтобы перерыть весь мусор в поисках второй туфли и всего остального, что могло иметь отношение к делу.

Они нашли сумочку убитой женщины. Ее не ограбили, потому что сорок три доллара остались нетронутыми.