— Согласен. Но сомневаюсь, что из этого выйдет какой-то толк. Реставрация обошлась в гигантские суммы, а вот захочет ли кто-то приехать сюда в спа — это еще вопрос.

— Если нет, то Эрлинг с ума сойдет. У меня есть подруга в коммуне. Она говорит, что Эрлинг вложил в этот проект большую часть своего бюджета.

— Легко верю. Они там все стоят на ушах — готовятся к открытию. Это ведь тоже не бесплатно.

— Все в участке приглашены. Так что не забудь приодеться.

— А где ребята? — сменил тему Патрик. Праздники и наряды его мало интересовали.

— На задании. Все, кроме Мелльберга. Он в своем кабинете, как обычно. Здесь ничто не меняется. Хотя он утверждает, что вынужден был выйти на работу так рано, потому что боялся, что участок без него развалится. Или, как я слышала от Паулы, им пришлось найти решение проблемы, иначе Лео пришлось бы начинать карьеру борца сумо. Думаю, последней каплей для Риты стала картина, которую она увидела по возвращении домой: Бертиль крошил в миксере гамбургер, чтобы накормить Лео. Она тут же отправилась домой и попросила работу на полставки еще на пару месяцев.

— Ты шутишь!

— Нет, это чистая правда. Так что теперь нам приходится испытывать на себе его заботу. Но Эрнст рад. Мелльберг оставил его в участке, пока сидел дома с Лео, и пес чуть с тоски не умер. Только лежал в корзинке и скулил.

— Да, хорошо, что все по-прежнему, — сказал Патрик и отправился в свою комнату. Прежде чем войти, он сделал глубокий вдох.

* * *

Ей не хотелось вставать с постели. Только лежать так всю жизнь в постели и смотреть на небо, временами серое, временами голубое. Иногда ей даже хотелось вернуться в больницу. Там все было проще, спокойнее. Все тревожились за нее, говорили при ней шепотом, помогали есть и мыться. Здесь же, дома, было слишком шумно. Детские крики сотрясали стены. То и дело они заглядывали к ней в спальню. Глаза у них были круглые от любопытства. Казалось, они чего-то от нее требуют, чего-то, что она не в силах им дать.

— Анна, ты спишь?

Голос Дана. Больше всего ей хотелось притвориться спящей, но его было не провести.

— Нет.

— Я приготовил еду. Томатный суп и тосты с творожным сыром. Может, спустишься поешь с нами? Дети про тебя спрашивают.

— Нет.

— Нет про спуститься или про поесть?

Анна уловила разочарование в его голосе, но оно ее не тронуло. Ничто больше ее не трогало. Внутри ее была одна огромная пустота. Ни слез, ни горя, ни злобы…

— Нет.

— Ты должна поесть. Должна…

Голос отказал ему. Дан с грохотом шлепнул поднос на прикроватную тумбочку, так что суп пролился.

— Нет.

— Я тоже потерял ребенка, Анна. А наши дети — братика. Ты нужна нам… Мы…

Он подыскивал слова. Но в ее голове звучало только одно слово. Только одно слово вырывалось из пустоты:

— Нет. — Она отвернулась.

Через какое-то время Анна услышала, как Дан вышел из комнаты. Она снова уставилась в окно.

Энни переживала за Сэма. Ребенок ни на что не реагировал.

— Сэм, милый…

Она гладила его по волосам, укачивала, утешала. Но тот не издавал ни звука. В голову пришла мысль, что его надо показать врачу, но Энни тут же ее прогнала. Ей никого не хотелось впускать в их маленький мирок. Ему просто нужны покой и время. Скоро он станет таким, как прежде.

— Хочешь поспать немного, сынок?

Сэм ничего не ответил, но Энни все равно отнесла его в постель и уложила. Потом сварила себе кофе, налила молока и вышла с кружкой на мостки. День был чудесный. Лучи солнца согревали лицо.