Дальнейшее изучение газеты никаких убийств в ту ночь не выявило. Значит, мы его все-таки спугнули. Я не сдержал гордую улыбку и еще разок перечитал передовицу.

«Одно несомненно: мрачные времена ходячих мертвецов окончены. Рано утром все они, к огромному облегчению жителей, покинули город, отправившись в неизвестном направлении. Из достоверных источников нам известно, что немногочисленные восставшие, которых скрывали в домах, упокоились с миром. Надеемся, та же судьба постигла остальных восставших, и город в это солнечное утро сможет начать новую жизнь».

Я сложил газету, сунул ее в карман и отправился к портному, лавочку которого заметил на одной из улиц. Пришлось его разбудить, но сотня фунтов быстро подняла ему настроение. Большие деньги и правда открывают множество дверей: через час у меня был костюм, который мастер подогнал под мою исхудавшую фигуру, не отпустив ни единого комментария по поводу моих ледяных конечностей.

Неспешно, с удовольствием я проехался верхом по улице Плама-Бохар, залитой ярким утренним солнцем. Когда меня обгоняли телеги или всадники, я важно, как истинный граф, кивал им, приподнимая новенький цилиндр. Немного не доехав до дома Молли, я спешился и подошел к соседке – женщине с сердитым лицом, которая полола грядки на своем участке.

– Я знаю ваш секрет, – сказал я, и по тому, как она вздрогнула, понял: угадал. – Ваша свекровь два раза выходила в сад, когда я шел мимо. А я тут выяснил, что самыми живыми среди восставших были жертвы самых несправедливых и подлых убийств.

Женщина медленно распрямилась.

– Вы на что это намекаете?

Нашла перед кем разыгрывать оскорбленную невинность! О, я видел ее насквозь. Вина горит во взгляде человека, подобно клейму, как бы он ни пытался ее скрыть.

– Вы убили ее. Не знаю как, но, видимо, именно это она и пыталась мне сообщить. Вы что-то ей подсыпали? Подмешали? – Я подошел ближе, и женщина шагнула назад. – Зачем вы это сделали?

– Это матушка мужа моего, не моя, – огрызнулась она. – Муж умер давно, детей нет у нас, я замучилась с ней, вечно болеет! А ну не подходите ко мне!

Но я надвигался как неумолимая Немезида.

– Вам придется вести очень праведную жизнь, чтобы искупить свое злодеяние, – угрожающе проговорил я. На самом деле у меня просто не было доказательств, чтобы призвать ее к ответу, но ей знать об этом было необязательно. – Жертвовать деньги увечным, помогать в больницах, выбрать себе подопечных в тюрьмах и писать им ободряющие письма. – Я продолжал наступать, она отступала. – Будьте добры провести остаток жизни в искуплении грехов, иначе я расскажу всем, что вы сделали: соседям, газетам, полиции.

Я остановился. От страха женщина была ни жива ни мертва. Она думала, все шито-крыто, думала, никто не разоблачит ее, раз никого не было поблизости, – но вот он я, безмолвный свидетель, защитник тех, кто уже не может защититься сам, единственный, кому восставшие могли доверить свои тайны.

– Живу я недалеко, убить меня невозможно, так что даже и не пытайтесь, – учтиво проговорил я. – Буду внимательно следить за вашими успехами. Хорошего дня.

С этими словами я развернулся и, не оглядываясь, пошел домой. Улыбка не сходила с моих губ до самой двери. Киран на том свете порадуется, что я принес в мир толику справедливости, как и положено настоящему сыщику. Больше я не был его проводником, но он ведь сказал: когда тебя вспоминают добром, связь ощущается приятно, и я надеялся, что этот сигнал достигнет его по тоненькой ниточке, связывающей наши миры.

На пороге я обнаружил газету. Как быстро доставили! Моя статья красовалась на первой полосе, что преисполнило меня гордости.