Открывшаяся клетка дернулась и с дребезгом ударилась об стол. Первым на свободу выбрался небольшой попугай с пышными перьями цвета заката. Выпорхнул из люка и улетел за витрину лавки, точно подхваченный отливной волной. Слегка качнувшаяся клетка замерла как раз, когда продавцы повернулись к ней. Затем с тихими шлепками тасуемой колоды карт из клетки выпорхнули остальные птицы. Шэй мгновенно скрылась из вида. Птицы, взбудораженные внезапной, изумляющей свободой, взмыли к потолку шумным, разноцветным вихрем, а затем, словно по тайному сигналу, рассеялись в небе, окрасив его живыми всплесками ярких шелковистых оперений.
Парень топнул ногой и довольно ухмыльнулся, как будто сам это сделал. Задрав голову, он глянул в небо.
– И сколько же раз ты проделывала этот трюк?
– Четыре. Первые два раза прошли легко, – тогда она просто вошла в лавку, открыла клетки и скрылась.
– Тогда тебе нужна маскировка. Давай я подыщу для тебе что-нибудь в театре, – должно быть, ее лицо выразило столь явный страх, что он, рассмеявшись, добавил: – Клянусь, мы не такие черти, какими нас малюют. Хозяина сегодня не будет, так что тебя не завербуют.
– По-моему, ежели сам дьявол вводит вас во искушение, то разумнее будет отказаться, – натянуто усмехнувшись, изрекла она и, заметив его удивленный вид, заключила: – Гм, Люцифер, я ведь еще не знаю твоего имени.
– Ах, конечно. Меня кличут Бесподобным.
Он снова пожал ей руку, а затем резко свернул, не удосужившись глянуть, пошла ли она за ним по узкому проходу между домами, нырнул в свечную лавку и вышел через заднюю дверь во двор, заполненный разгоряченными после утренней работы лошадьми. Странным образом они вновь оказались на рынке Чипсайда.
Шэй нравился Чипсайд, нравился больше всех других районов Лондона. Мир расстилался там живой географической картой. Шелка из Индии высились пестрыми пирамидами, напоминая своими бахромчатыми кромками породившие их джунгли. Голландские купцы в больших шляпах с пряжками в сильной тревоге сидели за пышными зарослями тюльпанов. Севильские апельсины снабжались благонадежными ярлыками христианских морисков, дабы не ставился под сомнение патриотизм покупателей. Лавка специй Рейнольдса дразнила всю улицу волнующими ароматами, и Шэй, взяв Бесподобного за руку и закрыв глаза, вынудила его замедлить шаг, вдыхая их экзотические запахи. Корица, кайенский стручковый перец и его острые собратья, мускатный орех и гвоздика.
– Ты пробовала их? Вкусы Индии, Панамы, Мадейры. Лизнуть можно бесплатно, – он издал резкий смешок, но все же замер, приоткрыв рот.
Уилтширская ветчина, английская шерсть, корнуоллская жесть. За четверть часа прогулки они услышали пять языков и пару десятков говоров. Даже ласточки пролетали тысячи миль, чтобы попасть сюда. В целостной картине мира Шэй Лондон был яблочком мишени для стрельбы из лука, а Чипсайд находился в самой его сердцевине, куда чудом суждено попасть лишь раз в жизни.
Они бродили по окрестным закоулкам, и Бесподобный попутно развлекал ее разнообразными историями. Его уморительные байки становились все более безумными. Увлекаясь, он размахивал руками или горбился, как гоблин, изображая злобного персонажа. Проходя мимо палатки с кукольным представлением, он принялся копировать марионеток, исполняя дерганую пляску и вызывая безудержный смех Шэй. Но он не забывал следить за производимым им впечатлением. Казалось, он слушал всем телом, он часто останавливался, мешая движению людей, пристально вглядываясь в ее лицо или кладя руки ей на плечи. Такое поведение сильно смущало Шэй. Превыше всего она ценила свою анонимность, обычно излишнее внимание казалось ей навязчивым, но этот паренек заражал ее своей непосредственной искренностью. Безо всякой задней мысли он поведал Шэй, как дочь одной графини платила ему по шиллингу в час за обучение ее площадной брани. |