Но в Дании Ульфельдта ждало глубокое разочарование. Никто не был особенно доволен его действиями в Нидерландах, а казначейство все время требовало отчета о потраченных 150 000 риксдалеров. Да и все почетные обязанности за время его отсутствия были переданы другим. Ульфельдт мрачно бродил по своему громадному дому в Копенгагене и почти не появлялся при дворе. Когда в январе 1650 года король прислал узнать, что с ним такое стряслось, Ульфельдт грубо ответил, что не видит смысла в своем присутствии при дворе. Король оскорбился и забыл об Ульфельдте.

Нидерланды тоже не торопились выполнять взятые на себя обязательства. Корабли, которые заказал для Дании Ульфельдт, были оценены намного ниже, чем рассчитывали голландцы, и сам Ульфельдт предстал в смешном виде.

Леонора Кристина пыталась утешить своего мужа. Она была любящей матерью, но прежде всего считала себя мужней женой. Несмотря на все высокомерие, она искренне и преданно любила своего мужа и по-прежнему видела в нем героя своей юности и человека, которого не смогли по заслугам оценить.

Джессика хорошо уживалась со всеми обитателями дома и членами «маленького двора». Сама Леонора Кристина считала себя принадлежащей ко двору, хотя королева София Амалия придерживалась иной точки зрения. Поэтому у супругов Ульфельдт был свой собственный двор.

Джессика быстро привыкла к жизни в Копенгагене и ничуть не страдала от поездок за город, куда иногда увозила малышку Элеонору Софию.

Иногда Джессика встречалась с Сесилией. Она рассказывала, что Танкред очень повзрослел и служит теперь лейтенантом в армии. Он постепенно становился настоящим мужчиной, но после поездки к своей тете почти перестал смеяться и радоваться жизни. И никто не понимал, в чем причина. Джессика боялась спросить, не женился ли он. Сесилия как-то упомянула, что «Танкред все еще ищет», и сердце девушки быстро забилось, но Сесилия тут же продолжила: «Ну и пусть себе ищет! Я ничего не говорю ему». А Джессика не решилась сказать, что не возражала бы, если бы Танкред узнал, где она сейчас живет.

Но это было уже давно.

Как раз в то время в доме Ульфельдтов появилась новая кухарка. Она сразу же привлекла к себе внимание. Белокурые волосы обрамляли прекрасное лицо, никогда не выражавшее никаких эмоций. Повар всегда говорил, что она похожа на восковую куклу, а ее лицо сравнивал с только что выскобленным полом.

Ее звали Элла, и большую часть времени она проводила в одиночестве. И всегда свысока смотрела на других слуг, как будто была выше их по рождению. Она никогда не поднималась в покои господ, да и не должна была этого делать, но задавала много вопросов об обитателях дома. И если бы кто-то пригляделся к ней повнимательней, то заметил бы, что она всегда старалась избежать встречи или отвернуться, когда на кухню изредка заходила одна персона.

Никто особенно не любил Эллу. Она была окружена ореолом недоброжелательства и злобы. Но она всегда исправно выполняла свои обязанности и никогда не жаловалась, хотя было ясно, что работа ей не нравится.

Малышке Элеоноре Софии каждый день давали на ночь укрепляющий напиток, и вместе с ним на поднос ставили чашку молока для ее гувернантки. Элла вызвалась готовить этот напиток каждый вечер и никогда не забывала о своих обязанностях, но отправляла с подносом в комнату девочки других служанок.

Джессика по ночам лежала без сна и никак не могла понять, что с ней происходит. Живот болел. Глаза резало. Голова раскалывалась на кусочки. Она стала чувствовать ужасную слабость и часто была вынуждена убегать в туалет. Она была одинока и несчастна, и ей было совершенно не с кем поговорить. Джессика поняла, что совсем одна в целом мире.

В доме Ульфельдтов в Копенгагене царило раздражение. Плохое настроение хозяина действовало всем на нервы. В том числе и Джессике.

Но внезапно все мелкие грубости и колкости были забыты.