«И ты берешь его из-за его титула? – осведомился я. – Ты такая мелочная и эгоистичная?». «Да, Соран, - ответила она, прижимая ладони к моему лицу. – Я мелочная, я – эгоистка. Я отчаявшаяся, испуганная и в ярости. И я всегда буду ненавидеть тебя!». Она поцеловала меня. И наша ненависть, наша любовь была как огонь, поглощающий нас. Мы забыли обо всем, кроме друг друга. Ее свадебное платье и клятвы были для меня ничем. Важно было, что она была в моих руках, и я снова делал ее своей. Я хотел лишь доказать, что она любила меня, а не моего брата. Я не слышал, как он вошел. Не видел, как он пересек комнату. Не слышал, как он вытащил нож. Первым предупреждением было то, как вздрогнуло вдруг тело Хелении в моих руках. Я отодвинулся, и все было как в кошмаре – мое зрение темнело, оставляя только ее лицо. Боль в ее глазах. Кровь текла из уголка ее рта. Она пыталась говорить, наверное, произнести мое имя. Она рухнула на меня, но я не мог ее удержать. Мой дух словно убежал из тела, оставив меня бесполезным. Она упала на пол в куче белого платья, лежала между мной и Итаном. Он держал в руке окровавленный нож. Кровь была на его рукаве, на камзоле. Он посмотрел на мое ошеломленное лицо с печалью в глазах. Я едва знал, что произошло потом. Думаю, я напал на него. Забрал у него нож и попытался заколоть его. Нас обнаружили, разняли. Я помнил, как отец кричал, а мать визжала. Может, они думали, что это я убил Хелению… я не узнаю уже, но много раз думал об этом. Ведь меня видели с ножом. Может, они решили, что я убил ее из ревности и напал на брата, когда он решил защитить ее. Но я вырвался и как-то сбежал из Дорнрайса в гавань, к лодке, которая меня ждала. Безумие было таким сильным, что я не пришел в себя, пока не вернулся в Вимборн, в свою комнату в Эвеншпиле. А потом я заплакал, бросался мебелью, бил окна и зеркала, вымещал отчаяние. Когда это прошло, пришла ясность. То, что казалось тогда ясностью. Теперь я знаю, что это было еще более опасное безумие. Я взял свои вещи – перья, чернила, книгу, которую сделал сам. Красную книгу, украшенную розой из позолоты. Красивую книгу. Я сделал ее для своего первого серьезного заклинания. Теперь, глядя на розу, я улыбался, думая, как она подходила для того, что я затеял. Мы с Гаспаром месяцы назад создали тайный кабинет в башне Тиран. Он был там, когда я прибыл, читал книгу. Он стал радостно лепетать при виде меня из-за новой находки… но я не слышал его. Я убрал со стола взмахом руки, наплевав на его работу, его протесты, и разложил свои вещи. Он понял, что я делал. Он пытался меня остановить. Он видел, что я был не в себе, просил подождать, дать безумию пройти. Но я не мог ждать. Я все видел четко, яснее, чем раньше. Тайны, которые всегда были вне нашей досягаемости, силы, которые мне не давались… все было моим.
Соран опустил голову и выдохнул. Луч света, падающего в открытую дверь, подвинулся, пока он говорил. Тени сгустились, солнце стало опускаться к горизонту.
Вскоре наступит ночь. Последняя ночь.
Нилла нежно коснулась его руки. Боги, как он не хотел, чтобы она все это слышала! Но она заслужила знать. Она страдала с ним, отдала свою жизнь и будущее ради него. Она заслуживала знать.
- Я думал воскресить ее, - вздохнул Соран. Было облегчением произнести слова, весь размах его высокомерия. – Точнее… воссоздать. Я думал запретной магией вернуть Хелению к жизни, но не той женщиной, какой она была, а той, какой я хотел ее видеть. Красивой. Чувственной. Энергичной. И верной мне. Слова заклинания будто сами появлялись на бумаге. Меня охватило истинное вдохновение. Бедный Гаспар стоял в стороне и смотрел, и его протесты умерли, заклинание расцветало силой. Я тянул нить за нитью магии из квинсатры, куда больше, чем раньше, чем видел у своих наставников. Я ловил нити, записывая слова, и воздух в башне сиял пульсирующим светом, который, наверное, было видно во всех мирах. Но был изъян. |