«Почему ты убегаешь? Любимый! Ты звал меня в себя. Ты хочешь меня!».

Она окружила его. Ее голос шептал из горящих роз, дрожал в лозах, трепетал в листьях.

Соран повернул за угол в коридоре, дальше начинались покои семьи. Все место было заполнено лозами.

Но это было не настоящим. Пока что. Заклинание билаэр еще держалось, и носрайт не мог появиться в физическом облике.

Соран заставил зрение проясниться, сосредоточился на физической реальности. Он видел тот же длинный темный коридор, стены были исполосованы, но без лоз с шипами. Он шагал, вытянув руки. Реальность Кошмара местами становилась слишком сильной, и лозы ловили его, рвали его, мешали двигаться. Он шагал, не замечая ужасные порезы на коже, добрался до двери почти в конце коридора. Он споткнулся и упал, ладони схватились за ручку двери, и она открылась под давлением. Дверь открылась внутрь. Соран упал с ней, рухнул тяжко на пол.

«Иди сюда, любимый. Хватит глупых игр».

Он поднял лицо с пола. Она стояла перед ним. Хеления. В тонком платье, которое липло к ее смуглой коже, шнурки на груди были заманчиво развязаны. Она соблазнительно улыбнулась, и это всегда вызывало кипение его крови. Она играла со шнурками платья, тянула, чтобы они развязались сильнее.

«Наконец-то! – шептала она. – Никто не встанет между нами. Эта мерзкая дрянь далеко».

Соран заметил блеск, нить магии с одним концом в его боку, в жутком коме под его кожей. Другой конец пропадал в груди Хелении.

Она увидела, куда он смотрел, и ее улыбка стала ужасной гримасой.

«Хватит этого! – прошептала она. – Отпусти меня, Соран. Ты знаешь, что это заклинание не сможет держать меня долго», - она сжала нить заклинания и потянула, пока та не оказалась на грани разрыва. Но она не порвется. Она крутила нить, дергала с силой, и с каждым резким движением милая картинка Хелении таяла сильнее, показывая жуткую фигуру из шипов вместо нее.

Соран закрыл глаза. Нужно было сосредоточиться. Когда он открыл глаза, мир был темным, слишком темным, чтобы видеть больше, чем силуэты мебели. Но он хорошо знал план своей комнаты.

Сил встать не было, он пополз на животе по полу, добрался до кровати, где хранил заклинания. Что-то полезное могло остаться. Он протянул руку под кровать, порылся среди пыли и обломков. Что-то зашуршало. Обрывок бумаги.

Его сердце дрогнуло.

Он вытащил страницу, сел у столбика кровати. Он развернул бумагу, посмотрел на слова и… и…

- Что это такое? – завопил он.

Лозы окружили его, лились с края кровати, выползали из-под нее. Соран с воплем попытался встать, но лозы сковали его лодыжки, обвили голени, тянули, пока он не рухнул на бок.

Дева Шипов сидела на коленях перед ним, ее лицо из лепестков роз было близко. Ее длинные пальцы-ветки играли с нитью билаэра.

«Если освободишь меня, я появлюсь в твоем мире, и ты больше не будешь одинок».

«Я не успею побыть одиноким, - прорычал он. – Ты порвешь меня раньше, чем я вдохну три раза!».

«Ни за что. Я тебе не наврежу».

Слова лились с ее шелковистых губ, но шипы впивались в его плоть. Кровь текла, он кричал от боли. Нить натянулась, как струна арфы, и комок на его боку двигался, грозил лопнуть.

«Соран, Соран, - ворковала Дева Шипов. Она нежно коснулась его лица ладонью. А потом сжала его челюсть длинными пальцами, вонзая шипы до кости. – Мы оба знаем, как это должно закончиться. Ты не можешь удерживать меня дольше. Я становлюсь сильнее с каждым мигом. Отпусти меня, любимый. Отпусти, и я…».

Соран уловил краем глаза движение на пороге, посмотрел туда. Его глаза расширились.

Дева Шипов заметила, что он отвлекся, повернула длинную шею из лоз, черные дыры ее глаз сосредоточились.

 «Ты!» - зашипела она.